Всадник - [38]

Он застегнул плащ, поднял голову и посмотрел на небо, где безжизненным воспоминанием о себе висел Красный Онэргап. Теперь это был Онэргап Серый – глаза и окривевший рот мертвого бога были закрыты, уцелевшие после ночной битвы руки свисали мертвыми плетьми. Труп этот в лучах веселого зимнего солнца было видно все хуже, и весь он как будто окутался облаком уныния. «Незавидная служба, – подумал доктор, – сидеть на небе и днями напролет выслушивать стенания, мольбы и клятвы. Пускай же отдохнет». Вслух он этого говорить не стал из уважения к поверженному противнику, а вместо этого, пробормотав с сожалением: «А я-то мечтал в конце всей этой заварушки выпить чего-нибудь бодрящего в “Сангандском ветеране”», – кратчайшим путем направил жеребца к городской стене. Жеребец понимающе кивал.

От разрушенных ворот кто-то отчаянно махал магистру рукой.

– Добрый Эзра, – удивился Делламорте, подъезжая, – что ты делаешь в пустом городе?

Эзра улыбался во весь рот.

– У меня здесь хозяйство, магистр, – сказал он с такой гордостью, как будто хозяйством его был теперь весь город, и протянул Делламорте кружку с чистой водой. – Вот, это тебе сейчас нужнее всего. А выигрыш ты и сам взял.

– И правда, – согласился гексенмейстер и сделал глоток. – Что ж… Останешься тут?

– Если можно, – потупился Эзра, забирая кружку, – я бы хотел. Пока ты будешь… разбираться с остальными городами.

– Хорошо, – согласился магистр и кинул ему тяжелый кожаный кошелек. – Тогда держи. На развитие бизнеса. Хотя даже и не знаю, нужны ли теперь здесь кому-нибудь деньги.

– В Ламарру третий поворот направо, а затем налево, по широкой дуге, меж двух степей и к предгорьям, – поспешно сказал Эзра, свято уверенный, что такого, чтоб деньги никому не понадобились, не бывает, а также вспомнивший, что карпов в его пруду уже черт-те сколько никто не кормил. – Через месяц доберешься, пожалуй.

– Lo so[61], – ответил Делламорте, опустил капюшон и пришпорил жеребца. Тот взял с места в карьер, как будто соскучился по дорогам.

III. Чужие города

1. Берега

Разрушение Камарга неизбежно отозвалось во всей «тысяче» его колоний, посыпавшихся в небытие, как костяшки домино. Кто-то успел убежать из столицы за недолгое время между отходом с «периметра» Алой тысячи и окончательным выплеском смертельного огня Онэргапа, в красках живописуя в местах прибытия картины гибели ненавистно-желанной метрополии. Кто-то еще во время блокады поборол страх и переправил известия во внешний мир – по полой медзунамской почтовой змее или через птиц. Как бы то ни было, наиболее быстрые разумом жители поспешили бросить насиженные места и пустились в опасный путь – кто куда.

Мы уже отмечали, что основная жизнь Ура тяготела к побережьям. При этом плавали в основном малым каботажем, и невероятная история об эффектном отбытии тринадцати кораблей в бесстрастно-лазурную пустоту Пребесконечного океана уже давно вошла в легенды. (Уплывшие не вернулись, и никто не мог сказать наверняка, погибли они или нет, а возникавшие порой слухи о том, что кто-то приплывал домой, были слишком расплывчаты и редки. Романтики, впрочем, верили в Полотняную книгу и считали загадочный Рэтлскар чем-то вроде земного рая – недостижимого, но существующего.) Империю Камарга проще всего было сравнить со стиснутым кулаком, где побелевшими от напряжения костяшками были колонии – все как одна на побережье Пребесконечного океана, не разжимающие хватки, не выпускающие любопытных и умелых пальцев в морскую даль[62].

Одной из колоний состоял Маритим – главный порт земли, окно в обжитой океан, город, который никогда не спал. Лишь однажды Маритим, занимавший самый западный мыс, уступил морское преимущество и был вынужден стерпеть это – когда «Скиф» с флотилией ушел из Бархатного порта в океан. В обычное же время торговая активность здесь была столь высока, что праздным наблюдателям в порту было не протолкнуться. А посмотреть здесь было на что: конечно, диковинные штуки и эксцентрические персонажи и оседали рано или поздно в столице, но все-таки в Горячей Глотке (так называли Маритим местные жители) можно было найти самые удивительные вещи. Поэтому добрый Эзра ошибочно предположил, будто, покинув Камарг, всадник пересечет материк и отправится во владения эфестов, в холодную Ламарру, – напротив, путь его лежал именно сюда, в теплое подбрюшье империи. Не станем винить много пережившего трактирщика в этом заблуждении: он и так успел продемонстрировать за последние дни чудеса проницательности. Лучше проследим за событиями, отстоявшими от распада Камарга на несколько суток.

Дороги пришли в движение. Жители колоний снимались с насиженных мест и принимались хаотическими метастазами рассеиваться по телу изнемогшей империи. Те, у кого была родня в эфестских землях, устремились под защиту разочарованного народа, гипты спускались в подземные ходы и тайные чертоги, для которых нет ни названия, ни карт… а все остальные, включая людей и метисов, шли куда придется: те, кто не мог восстановить свое происхождение, доведя его до выхода из славных владений эфестов или гиптов, просто почитали за лучшее сменить текущий город проживания на любой другой.