Всадник на белом коне - [17]
Чей день в заботах проведен,
Вкусит тот ночью мирный сон.
Это написано ее дедом!.. Она взглянула мельком на почти пустой стенной шкаф: сквозь стеклянные дверцы виднелся кубок, который, как рассказывал отец, был завоеван им в молодости в конных состязаниях с кольцом[50]. Эльке взяла кубок и поставила рядом с прибором старшего смотрителя. Грохот колес слышался уже на насыпи; Эльке подошла к окну взглянуть. Повозки, одна за другой, стали подъезжать к дому; гости бодро спрыгивали на землю и, потирая застывшие руки и переговариваясь, заходили в дом. Вскоре все уже расселись за столами, ломившимися от аппетитно пахнущих яств; в горнице — старший смотритель и пастор. Шум и веселая болтовня заполнили дом, как если бы сюда никогда не заглядывала смерть со устрашающе недвижной тишиной. Молча, не спуская глаз с гостей, обходила Эльке со служанками столы, чтобы на прощальном пиршестве всего было вдосталь. Хауке Хайен сидел в соседней комнате, вместе с Оле Петерсом и хозяевами не слишком крупных дворов. После того как гости откушали, принесли курительные трубки из белой глины[51], Эльке разливала кофе, в котором сегодня также не было недостатка. В горнице, у бюро покойного, стоял старший смотритель рядом с пастором и седовласым уполномоченным по плотине Йеве Маннерсом; они оживленно беседовали.
— Славно, господа, — сказал главный смотритель, — старого смотрителя мы с честью проводили, но кто же теперь займет его место? Я думаю, Маннерс, вы бы могли взять на себя эту обязанность.
Старый Маннерс с улыбкой приподнял свою черную бархатную шапочку.
— О, это удовольствие продлилось бы недолго, господин главный смотритель! Когда покойный
Теде Фолькертс стал смотрителем, в тот же год был назначен уполномоченным и я. С тех пор минуло сорок лет.
— Что же в том плохого? Вы отлично знаете дело, и у вас не будет затруднений в работе.
Но старик покачал головой.
— Нет-нет, досточтимый; вы уж оставьте меня там, где я есть; может быть, я еще протяну пару лет.
Пастор его поддержал:
— А почему бы, в самом деле, не поручить это дело тому, кто и так был занят им все последние годы?
— Я вас не понял, господин пастор! — с удивлением взглянул на него главный смотритель.
Тогда пастор указал рукой в гостиную, где Хауке что-то медленно и серьезно объяснял двум пожилым землякам.
— Обратите-ка внимание на того долговязого фриза с серыми глазами, тонким носом и двумя выпуклостями на лбу! Это бывший батрак старого смотрителя; сейчас он владелец собственного двора, хоть еще и молод.
— Ему можно дать все тридцать! — заметил старший смотритель, вглядевшись в молодого человека.
— Ему еще нет двадцати четырех, — уточнил уполномоченный. — Но пастор прав: все улучшения, предложенные в последние годы относительно плотины, водоспусков и прочего, исходят от него. Старик в последние годы уже ни к чему не был способен.
— В самом деле? — спросил старший смотритель. — Так вы полагаете, что этот человек мог бы заместить своего старого хозяина?
— Да, конечно, — сказал Йеве Маннерс. — Но ему недостает, как тут говорят, почвы под ногами. У отца его было пятнадцать дематов, а сам он владеет двадцатью, но с этим до сих пор никто еще не становился смотрителем плотины.
Пастор раскрыл уже рот, собираясь что-то возразить, но тут к ним подошла Эльке Фолькертс, которая уже некоторое время находилась в этой комнате.
— Позвольте мне, ваша милость, сказать несколько слов, — обратилась она к старшему чиновнику, — чтобы из заблуждения, не дай Бог, не вышло несправедливости!
— Говорите же, госпожа Эльке, — отозвался тот. — Мудрость из милых девичьих уст всегда хороша.
— Это не мудрость, ваша милость, я хочу только правду сказать.
— Правду также надлежит выслушать, юная госпожа!
Эльке окинула взором комнату, как если бы хотела убедиться, нет ли тут посторонних ушей.
— Ваша милость, — заговорила она со вздымающейся от волнения грудью, — мой крестный, Йеве Маннерс, сказал вам, что у Хауке Хайена около двадцати дематов земли: это верно, но очень скоро у Хауке окажется земли больше настолько, сколько сейчас насчитывают земли моего отца. Такого участка хватило бы вполне, чтобы стать смотрителем плотины!
Седовласый Маннерс воззрился на нее пристально, как если бы увидел в первый раз.
— Что, что? — промолвил он. — Что ты такое говоришь, дитя?
Но Эльке достала из-за корсажа блестящее золотое колечко на черной ленточке.
— Я помолвлена, крестный, — сказала она. — Вот кольцо, и Хауке Хайен мой жених.
— И когда же — позволь мне спросить, Эльке Фолькертс, ведь я принимал тебя из купели, — когда же это случилось?
— С тех пор минуло изрядно времени; но я в ту пору была совершеннолетней, — ответила Эльке. — Отец мой был уже болен — и, зная его, я ничего не стала рассказывать, дабы не обеспокоить. Но сейчас, взирая с небес, он может видеть, что дочь нашла себе надежную опору. В течение этого года я хотела еще об этом молчать, блюдя траур; но сейчас, ради Хауке и кога, должна все сказать.
