Времяточец: Бытие - [6]

Пришёл слуга и сообщил, что начинается пир. Гильгамеш велел ей быть там. Она ликовала. Сегодня она покажет всем насмешникам, всем коварным соперницам!

По мере прихода званых гостей в зале дворца становилось всё шумнее. Все говорили исключительно о разведке, с которой только что вернулся царь. Она заметила несколько почти не скрываемых недовольных взглядов. Она знала, что среди знати было много таких, кто предпочёл бы, чтобы их царя поймали и убили в Кише солдаты царя Агги. Жалкие завистники, не более. Наверное, каждый мужчина в Уруке мечтал о том, чтобы обладать хотя бы долей талантов Гильгамеша, будь то в войне или в любви. Та-Нин осмотрелась, но Гильгамеша ещё не было. Он любил делать из своего появления представление, наслаждаться аплодисментами и поклонениями. Но Та-Нин не знала, куда ей сесть. Пойти и сразу сесть во главе стола, возле царя, могло быть слишком самонадеянным. Но занять любое другое место было бы ниже её достоинства.

Главные двери распахнулись, и с широкой улыбкой зашёл Гильгамеш. Все его гости встали и начали стучать по столам и выкрикивать его имя. Царь махнул рукой, чтобы аплодисменты стихли. Они, разумеется, не стихли: не нашлось таких дураков, которые бы восприняли его жест всерьёз. Наконец, он громко рявкнул, чтобы все замолчали, и в тот же миг наступила тишина.

Гильгамеш прошёл к столу и опустился на лежавшие на его месте подушки. Теперь могли занимать свои места и остальные. Та-Нин, потупив взгляд, продолжала стоять, ожидая, когда Гильгамеш её заметит и позовёт к себе. Когда, казалось, прошла целая вечность, он произнёс её имя, и она подняла взгляд. И оторопела.

С ним была другая женщина. Её сознание словно парализовало, когда она увидела, что царь лапает эту тварь. Это что, дочка этого дурака Гудеи? Вот же шлюха маленькая, ей же едва тринадцать исполнилось, только-только совершеннолетней стала! И вот она уже изображает из себя взрослую женщину, выставляет себя напоказ и позволяет себя лапать этому эгоистичному распутнику. Девушка захихикала — Гильгамеш засунул руку ей за пазуху и ущипнул.

Покраснев, Та-Нин смотрела на них.

— Та-Нин, — повторил Гильгамеш, в этот раз громче, — ты почему не садишься? — он указал на второй стол. — Вон твой муж сидит, — улыбнувшись, он дружески помахал ей свободной рукой.

Сгорая от злости и обиды, она не забыла поклониться — не так низко, как ей было положено, но Гильгамеш этого не заметил, так как пытался слизать вино, которое только что намеренно пролил на грудь девушки. Превозмогая унижение, Та-Нин поспешила к своему супругу, который пытался сделать вид, что ничего не заметил.

Не обращая на него внимания, она устремила гневный взгляд на Гильгамеша. Её унизили на глазах у всех. Все городские сплетницы знали, что она с ним спит. Она заказала новые одеяния, соответствующие царскому статусу. Теперь все языки будут чесать об этом. Её выбросили ради этой… этой глупой шлюшки! Как мог Гильгамеш так поступить с ней?

Не ведая о ревности своих знатных людей и их жён, царь закончил вылизывать вино и откинулся на подушки. Девушка (он пытался вспомнить, как её зовут, но их имена ему никогда не запоминались) снова захихикала, игриво ёрзая. Вот! Вот для чего нужны женщины! Одной рукой он взял жареного фазана, а другой схватил её за ягодицу.

— Мой господин! — хихикала она, пытаясь опустить задранную юбку. — Ты не можешь подождать… хотя бы немного?

— Я ждал уже достаточно, — сказал он, проглотив очередной кусок птицы. — И теперь, когда эта дурацкая разведка закончилась, я могу заняться более важными делами, — он снова сжал её упругую ягодицу.

— Твоё приключение было таким скучным? — спросила она, делая вид, что сопротивляется.

— Нет, — сказал он. — Был один интересный момент, — затем он широко усмехнулся. — Вот только подожди, пока пир закончится! — пообещал он. — И у нас будет гораздо больше интересных моментов, чем ты можешь себе представить, девочка моя.

2. Из чего сделаны воспоминания

Она проснулась в темноте, взволнованная.

Чем? Она лежала неподвижно, чувствуя, как одеяло поднимается и опускается в такт её дыханию. Ничего на ум не приходило. Ничего, за исключением того, что что-то её волновало.

Ладно, — решила она, — начнём с того, что я знаю. Я в постели, сейчас ночь. И тогда она заволновалась по-настоящему.

Больше ей не приходило в голову ни единого факта.

Поборов в себе готовую вырваться наружу панику, она быстро села.

Медленно включилось освещение, как будто кто-то или что-то заметило её движение. Когда её глаза привыкли к свету, она осмотрелась, надеясь увидеть какие-нибудь подсказки.

Она сидела на большой кровати; кровать была из полированной латуни. Рядом с кроватью на небольшой тумбочке стояли настольная лампа и стакан с жидкостью, похожей на воду. Она осторожно надпила. Это была вода. Первое очко заработано. Вернув стакан на место, она продолжила осматривать комнату. Стул, зеркало, небольшой комод, две двери в стене. Затем небольшой столик, на нём магнитофон, а в нём кассета, готовая к воспроизведению.

Ей сразу стало легче. Её голова работала. Она могла распознавать и называть предметы. Тогда почему она не знала где эта комната? В доме? Обычно же комнаты в домах? Или, может быть, в отеле? Или арендованный коттедж у моря? Она посмотрела на стены. Картин на них не было. И странные это были стены, если уж на то пошло. На них был узор из круглых углублений, они вдавались в стену сантиметров на пятнадцать. Разве делают дома с такими стенами? Ей казалось, что нет; где-то на задворках её сознания трепетала неуверенная мысль о том, что стены обычно покрывают обоями и картинами, на которых нарисованы коттеджи и гуляющие у моря люди.