Время жизни - [28]

– За чем хоть тебя посылали?

Поймав себя на странной мысли – а могу ли я ему доверять, – я все-таки ответил:

– Какие-то дурацкие логи.

– Как ты догадался, что тебя подставили?

– Догадываться не пришлось. Они сами мне дали понять, что им нужен не я.

Мартин как-то глубокомысленно хмыкнул, потом схватил меня за руку и заставил остановиться. Наклонившись, он глядел мне прямо в глаза и словно что-то хотел там прочитать.

– Странный ты парень, Майкл, всегда таким был. Будто ты не пацан малолетний, а нечто иное под личиной ребенка.

– Я не ребенок.

– Хорошо. Ты не ребенок. Тогда зачем ты туда полез…

Я не стал отвечать. А Мартин оглянулся по сторонам, до ближайших стен было метров сорок, людей не было. Он наклонился к самому моему уху и прошептал:

– Ты можешь вспомнить?

– Что?

– То, что тебе заказали вынести оттуда. Только тихо. Напиши мне вот здесь.

Он протянул мне обычный листок бумаги и ручку для письма. Откуда у него такая. Кому еще нужна вся эта чушь, что я там тщательно запоминал? Я послушно написал на листке печатными, корявыми с непривычки буквами:

«Корневые группы кода – 140, 156, 288, на трех экранах чаще всего – последний, а особенно – 288-2253-FFB8-1-235-18C. Запомнил в точности».

Мне показалось, или лицо Мартина на мгновение дрогнуло? Он свернул бумажку, поджег ее и растер в ладони пепел.

– Молодец. Пошли.

Больше по дороге мы не разговаривали. На дальнейшие расспросы у меня не было сил, а Мартин мне, видимо, ничего говорить не хотел. Ну и к черту, и так я ввязался невесть во что.

Расстались мы у моего подъезда. Мартин пожал на прощание руку и сказал «приходить, когда оклемаюсь». Я пообещал, что не задержусь. На том и разошлись.

Мама встретила меня странно – словно я и не исчезал никуда, пригласила за стол, хорошо накормила. Я думал, что у меня кусок в горло не будет лезть, однако поел с удовольствием, изредка поглядывая на мать. Что ей такое наговорил Мартин? Уж отодрать меня за уши у нее были все причины. Однако она улыбалась, предлагала добавки и вообще выглядела живее, чем обычно.

Я поел, поболтал с ней о каких-то пустяках, потом она всплеснула руками и принесла мне из другой комнаты ай-би, в точности как мой – «что же ты забываешь, а вдруг маме тебе что сказать нужно». Вот это «маме нужно» меня смутило, но сейчас мне было не до разговоров – после еды и с общего перепугу мне страшно захотелось спать. Я пробормотал что-то извинительное и выполз из-за стола.

Уже борясь со сном, я сумел выползти в сети и проверить через банковский инфодок состояние того самого анонимного счета. Мне уже казалось, что и денег там нет, и счета самого. Но сумма аванса была на месте. Вздохнув свободно, я собирался уже было отвалиться от терминала, отключая ай-би, но в последний момент задержался – сумма в кредитном окне мелькнула и удлинилась на одну цифру. Под выпиской транзакции стояло непонятное – «в связи с изменившимися обстоятельствами». Этими обстоятельствами, мне стало понятно, был Мартин. И, быть может, тот код-адрес, что я ему записал.

Отрубился я крепко, и когда, проснувшись, взглянул на время, уже было позднее утро. Почти сутки сна. И как раз нужно было вставать ко второй смене социалки.

Кое-как перекусив, я с удивлением ощупал себя, почти не замечая боли, которая меня мучила еще вчера. Все-таки тренировки Мартина не прошли даром. Пропускать занятия повода не было, так что я решил, что зря злить преподавателей не стоит. Попрощавшись с мамой, я выбежал из дома.

Все произошло в двух кварталах. Какой-то тип лет двадцати с чем-то задел меня плечом, так что я чуть не полетел на асфальт.

– Пацан, гляди, куда прешь!

И смех, такой дебильный. Ненавижу.

Обычно я не связывался с подобными, да и Мартин учил не показывать силу на людях. Но сейчас, после всего произошедшего за последние дни в меня словно бес вселился.

Первым, коротким и жестким ударом я разбил ему коленную чашечку. Когда этот кретин с глухим всхлипом начал заваливаться, я еще успел ему врезать коленом. Уже лежащего я долго и упорно бил ногами – с остервенением, которого давно за собой не замечал. Кровь и слюни заливали асфальт, моя жертва конвульсивно дергалась, я бил, не останавливаясь и особо не целясь.

Когда раздался далекий свисток полицейского, я тут же юркнул в ближайший подъезд.

Что стало с тем типом, не знаю. Но больше в своей жизни я не срывался так никогда. Безумные глаза того, чья вина была не так велика, служили мне уроком. Наказание должно быть равнозначным содеянному.

Уровень был техническим – кто в здравом уме будет соваться в эту мешанину коробов, силовых линий и импульсных антенн. Мир тут словно окончательно становился вертикальным – подымаясь на дыбы и теряя человекоподобность. Хищные гребни и жесткие острия царапали глаз, стены давили, нависая; даже ему, почти не знавшему жизни за пределами мегаполиса, здесь было неуютно.

Неба привычно не было – только серое марево да едва различимый отсюда мутный диск луны, из последних сил прорывающийся сквозь рваное покрывало смога. Под ногами тоже клубилась подсвеченная изнутри миллионами огней бесцветная бурая муть, растворенное море миллионов выдохов, пропущенное через экологические фильтры, но все равно полное людских страданий и несбывшихся надежд. Мир без неба и земли, мир, состоящий из одних стен – подчас невидимых, и границ – подчас физически ощутимых.