Время жизни - [23]

Миджер запнулся. Его не слушали. Его не слышали. Его присяга вдруг стала пустым набором фраз, которые не были никому интересны. Все собравшиеся слушали сейчас только самих себя. Слушали новости через нейроконтур.

Пришел очередной кодированный сигнал. И жизнь вокруг замерла в страшном прозрении. Все было кончено.

«Последнее сообщение со станций слежения. Нейтринные ловушки обнаружили на подходе к Имайну источник сильного флуктуированного потока частиц. Объект неизвестной природы, на него экстренно перенацелены сканирующие гравиметры и орбитальные электромагнитные радары. Тело было зафиксировано в десяти радиусах ЗВ Имайна, расчетная вынужденная траектория выходит на нормальную круговую. В отличие от совершившего аварийную посадку первого неопознанного модуля пришелец имеет значительно большую массу и погружаться в атмосферу не способен.

В связи с тем, что неопознанный корабль идет на форсаже и связь, а также визуальная идентификация его пока не возможна, правительство Имайна повышает уровень опасности до максимального. Всем гражданским приказано в течение пятнадцати минут прибыть к отведенным им ячейкам спасательных бункеров. Рекрутам, рейнджерам и ополченцам принять максимальную боевую готовность и находиться в распоряжении непосредственного командира. Вся власть до дальнейших распоряжений передается военному командованию гарнизона».

Неопознанный космический модуль мог оказаться только «хозяином» сгоревшего разведчика. Рейдером врага. Небесным убийцей, не знающим жалости. Что они могли этому противопоставить? Только свои жизни.

Миджер знал, что происходит с планетами, которые находят.

А флот… флот прибудет так быстро, как только позволят прыжковые двигатели кораблей. Слишком поздно.

Когда мне исполнилось двенадцать, я уже вполне чувствовал себя способным постоять за себя. Это было обычным мальчишечьим заблуждением, основанным скорее не на силе кулаков, а на ежедневной практике звериной жизни «социалки». Именовавшиеся в просторечии бандами, эти плохо организованные стада детишек позлобнее и покрупнее, старались меня не трогать, имя Майкла стало своеобразным паролем для «слабаков», пытающихся хоть как-то защититься от безумия, с которым они не хотели иметь ничего общего. Никого это, конечно же, ни от чего не спасало, но истории о моих, вымышленных в основном, похождениях бродили по ярусам школы, доходя и до учителей, и до директора.

Не знаю уж, какую реакцию все это вызывало, но фактом остается то, что я не могу припомнить ни единого случая, чтобы мне приходилось на практике доказывать какому-нибудь очередному верзиле со здоровыми кулаками, переехавшему с родителями из другого района, что меня не нужно пытаться задирать. Выглядел я невыразительно, никаких шрамов через лицо, никаких ободранных костяшек пальцев, весил я тогда от силы килограммов сорок. Но рассказов и одного холодного взгляда хватало, чтобы отбить охотку у умных. Совсем глупые встречались реже.

Мой одноклассник, из самых «слабаков», корчился в коридоре, прижатый коленом одного такого «новенького», негритоса пятнадцати лет и солидных размеров, пока тот деловито копался в его сумке. Я, не останавливаясь, рубанул верзиле сбоку по шее, даже не оборачиваясь на сдавленный хрип и глухой стук пустой головы об пол. Как уже было сказано, я мог постоять за себя, Мартин часто хвалил меня за отличную реакцию и здоровую агрессию. Тем более что школа школой, а в туннелях мегаполиса тебя никто не знает, и появления полиции там часто дожидаются только трупы и вовремя потерявшие сознание.

К слову сказать, несмотря на нередко резкие замечания Мартина, моя слабая детская надежда постепенно перерастала в уверенность и к двенадцати годам стремительно переросла в самоуверенность. Для пущего эффекта добавьте невесть какими судьбами доставшийся мне дешевый пластиковый разрядник из числа тех, что пользовались спросом на черном рынке. Эту опасную игрушку я впервые заметил у одного из «наших», мрачного молчаливого мужика лет двадцати пяти. И хотя я знал, что Мартин таких вещей не одобряет, обладание такой штукой стало моей навязчивой идеей. Уж не помню, как мне это удалось, с мелочью типа меня никто бы связываться не стал, однако теперь я брал ее с собой при всяком удобном и неудобном случае, заглушая голос разума рассуждениями о том, что от выстрела кулаками не защититься.

Даже заблокированная, моя «пукалка» возносила меня на вовсе не возможные вершины мира, я казался себе сильной, хладнокровной личностью, подобной героям фильмокниг, которые я читал когда-то. Теперь, понятное дело, мне было не до них, даже уроки стремительно наскучивали, мне уже начинало казаться, что зачем вообще это нужно, если сильный человек везде прорвется, получит все, чего пожелает от этого мира. Обычная инфантильная мания величия.

Я вспоминал свой старый ржавый гвоздь, что выбросил по настоянию Мартина, и смеялся над своей наивностью. Я не собирался загреметь на малолетку, и уж тем более по-взрослому. Потому что если что – попадаются только клинические идиоты, неспособные замести тривиальных следов и совершающие одну ошибку за другой. По вечерам я насмотрелся криминальной хроники – стоило приложить малость сноровки, и участники разной степени тяжести происшествий просто оставались ненайденными – полиции и корпоративным эс-бэ не удавалось справляться с растущим валом бытовых и межсоциальных конфликтов в громадных людских муравейниках мегаполиса. До суда и приговора доходили только самые вопиющие или самые глупые случаи – «бытовуха», глупейшие грабежи и «политические» убийства. За последние, я подозревал, казнили кого угодно, только не истинных виновников.