Время, задержанное до выяснения - [9]

— Извините, вам придется немного подождать. Пан поэт сейчас пишет стихи и мешать ему нельзя, а то его покинет вдохновение.

Ждать им пришлось недолго. Поэт сказал «войдите», и они вошли в комнату, а девочка за ними. Бородач сидел в кресле, положив ноги на столик, и курил трубку.

— Вот это сюрприз! — воскликнул он. — Партийная гора пришла к Магомету. Садись, старик. Сюда, на диван, так будет удобнее. Здесь мягко, а ты любишь удобства. Садись и выкладывай, с чем пришел и зачем тебя сюда нелегкая принесла. А ты, Ханночка, займись ассистентом товарища писателя. Как тебя звать, хулиган? — и подмигнул Юзеку.

— Юзек.

Бородач ему понравился, поэтому он простил ему «хулигана» и тоже подмигнул. Только Ханночка оставалась серьезной, как и подобает хозяйке дома. Взяв Юзека за руку, она увела его в другую комнату.

— Поможешь мне стирать пыль с книг, — сказала она, дала ему в руки тряпочку и сама тоже взялась за работу. — Это мой брат, он поэмы пишет. А это, наверное, твой папа?

— Нет, — буркнул Юзек. — Это мой друг. Мы вместе пишем повесть, — и он дернул ее за косу.

— Без фамильярностей! — сказала она, но язык на этот раз не показала.

Она взобралась на стул и стала вытирать полки, а Юзек держал книги, которые она ему подавала.

— Зачем твой друг пришел к моему брату? — спросила она.

— Поговорить, — ответил Юзек.

— А он пишет книжки для детей?

— Он пишет для детей, а я — для взрослых. Так что не для тебя.

— Ясно, что не для меня. Я, к счастью, не твоя учительница и не обязана читать школярские сочинения.

Из соседней комнаты, где беседовали Поэт и Юзеф, теперь было слышно, что они ссорятся. Ханка и Юзек подошли к двери и стали прислушиваться.

— Твой брат при немцах был в подполье?

— Был, — ответила Ханночка. — А твой друг?

— Тоже, — сказал Юзек.

— И в восстании участвовал?

— Участвовал.

— Так, может, они в одном отряде были и там познакомились?

— Может. Только мой друг был в Народном отряде.

— А мой брат — в Патриотическом. А потом за это в тюрьме сидел. Кто-то на него донес, заявил, что он хранит оружие, но это была неправда. Они хотели, чтобы мой брат сознался, что он для немцев шпионил. Но он не признался, и они его жутко пытали. Он больше не мог этого выдержать и перерезал себе горло. Теперь он носит бороду, чтобы не было видно шрама. Потом его выпустили, реабилитировали, приняли в партию…

— И что дальше?

— Теперь он с ними порвал.

— Они — это кто? — спросил Юзеф.

— Спрашиваешь, как будто сам не знаешь. Евреи! — крикнул Бородач. — Это они учили меня ненавидеть, истязали, топтали, унижали — и в конце концов научили. Мало того, они по-прежнему нами правят! А ты сказки рассказываешь о новых временах.

— Послушай, — прервал его Юзеф, — скажи мне только, разве еще два года или даже год назад ты бы осмелился швырнуть партбилет на стол? Или я, секретарь парторганизации, которому ты этот партбилет швырнул, разве я пришел бы к тебе, человеку, все еще ослепленному личной обидой, хотя уже и реабилитированному, и уговаривал тебя стать председателем Союза? А ведь я это делаю не по собственной инициативе. Каждый честный человек, будь он партийный или беспартийный, но на ответственном посту, своей работой, своим влиянием на других будет медленно, но неуклонно способствовать углублению перемен, которые сейчас происходят в нашей жизни. Нужно раз и навсегда пресечь попытки возврата к недавнему прошлому. Кто это сделает за нас? Кто, если не мы — в партии, в литературе, в органах власти — одним словом всюду, где бы мы ни оказались?

Ханночка отворила дверь и подбежала к Бородачу, который сидел в кресле и ковырял в своей трубке. Она наклонилась к нему и зашептала на ухо:

— Соглашайся, очень тебя прошу, соглашайся, мне хочется, чтобы ты был председателем.

Бородач засмеялся и сказал:

— Ну ладно, поглядим, искусительница, — и шлепнул ее.

Ханка подбежала к Юзеку, который стоял в дверях, и они отправились стирать пыль с книг.

А Юзеф этой ночью увидел, как к Бородачу пришли его товарищи по отряду, а он им приказал вступить в партию и во все творческие союзы, чтобы потом, когда они там будут в большинстве… Что им предстояло сделать, когда они уже будут в большинстве, Бородач приказать не успел, потому что зазвонил телефон. Юзеф встал, снял трубку, но оказалось, что кто-то ошибся номером.

Глава пятая ВДОХНОВЕНИЕ

Юзеф, как уже известно, был писателем. Однако к писателям причисляют самых разных людей, например, всех тех, кто состоит в Союзе писателей. Юзеф — член Союза, это правда, но писатель он вовсе не поэтому. Так почему же? Потому что у него талант. Оказывается, однако, что таланта тоже недостаточно. Нужно еще, чтобы тебя посещало вдохновение, которое никогда не считается с писателем, даже если он член Союза, и приходит и уходит по своей, никем и ничем не контролируемой прихоти. Вдохновение не терпит шума и суеты, избегает свидетелей, а бывает и так, что не выносит дневного света.

Вдохновение не терпит шума и суеты, избегает свидетелей, а бывает и так, что не выносит дневного света.

Юзеф прекрасно об этом знал. Поэтому он велел Вполне Приличной Секретарше отвечать за него на телефонные звонки. Всем, у кого было какое-то дело к «товарищу Секретарю», он велел говорить, что занят, закрывался на ключ в своем кабинете, задергивал шторы на окнах и даже зажигал лампу, но вдохновение не приходило. Тогда Юзеф выходил на улицу, садился на трамвай и ехал в свою однокомнатную квартиру с крохотной газовой плиткой в нише узенького коридорчика возле входа в ванную, варил себе крепкий кофе по-турецки и снова ждал вдохновения. Иногда оно появлялось, а иногда нет. В последнее время это бывало все реже и реже. А как-то даже случилось, что оно пришло, но Юзеф не сумел написать ни единого предложения.