Время, задержанное до выяснения - [38]

— Время задержано… — повторил Юзеф.

Он начинал все понимать.

— Время задержано по приказу… — подхватила Вполне Приличная Секретарша.

Но Юзеф ее прервал:

— По приказу майора Мазуркевича, — сказал он.

— Пан Юзеф, — воскликнула Вполне Приличная Секретарша. — Да при чем тут майор?! Только наивные люди могут так думать. Что там майор! Время было задержано по приказу Секретаря Дома Партии. Вы, должно быть, читали его последнее выступление?

— Да, но зачем задержано? — спросил совсем уж мрачно Юзеф, окончательно подкошенный тем, что его идея с часами оказалась до такой степени примитивной.

— Вы еще спрашиваете? — не переставала удивляться Вполне Приличная Секретарша. — Ведь это ж ясно: до выяснения.

— До выяснения? Не понимаю.

— До выяснения, кто еврей, а кто нет.

Вполне Приличная Секретарша была даже несколько задета вопросами Юзефа: ей казалось, что он прекрасно все понимает, но притворяется, потому что ей не доверяет.

Юзеф только тихо охнул, допил четвертую рюмку и налил себе пятую, чтоб выпить залпом, чего никогда прежде не делал, потому что не любил быть пьяным.

Он вышел на улицу, повернул направо, к трамвайной остановке и…

— Добрый вечер, — поздоровался с ним Критик. — Если вы не возражаете, мы могли бы пойти вместе…

— А вы куда направляетесь? — спросил Юзеф. — Потому что я, пожалуй, поеду домой.

— Домой? — удивился Критик. — Ведь сегодня же партийное собрание, на котором будет разбираться наше дело. Неужели вы забыли, уважаемый коллега?

Юзеф действительно забыл. От коньяка у него кружилось в голове и очень хотелось спать. Он про себя злился на Критика за то, что тот напомнил ему об этом собрании, но сказал:

— Ну что ж, в таком случае пойдемте.

На трамвае они не поехали, потому что впереди оставался еще целый час времени, а свернули в аллею. По дороге Юзеф купил пачку сигарет, а Критик — вечернюю газету. Они почти не разговаривали друг с другом — да и о чем им было еще говорить? Только когда они уже подходили к Дому Партии, Критик как бы невзначай заметил:

— Простите, коллега, но я хочу быть с вами откровенен. Если дело зайдет далеко, вы сами понимаете, я не буду вас выгораживать. Партбилет для меня был, есть и остается святыней. Вы — это совсем другое дело…

— О чем вы говорите? — спросил Юзеф. — На самом деле он отнюдь не стремился вникнуть в то, что говорил Критик, и потому даже испытал что-то вроде чувства благодарности, когда тот ему не ответил.

В приемной перед кабинетом Секретаря, где собралось партбюро, сидело несколько человек.

Юзеф и Критик тоже присели, но ждать им пришлось недолго. Дверь в кабинет приоткрылась, и кто-то, кого нельзя было разглядеть — в комнате было накурено, хоть топор вешай — вызвал их обоих на заседание.

— А теперь, товарищи, — сказал председатель, — перейдем к вопросу о дальнейшем пребывании в наших рядах Юзефа Поточека и его сообщника, — именно так он и сказал, и потом еще раз повторил, — и его сообщника Критика. Принимая во внимание совместно — он так и сказал: «совместно» — занятую ими антипартийную платформу, вопрос об их пребывании в партии следует также рассматривать совместно. Возражений нет?

Возражений не было, и председатель спросил:

— …Кто хочет выступить?

Первым выступил приглашенный на собрание делегат от коллектива рабочих завода сельскохозяйственных машин.

Первым выступил приглашенный на собрание делегат от коллектива рабочих завода сельскохозяйственных машин.

Он встал и сказал:

— Да что там долго думать, товарищи! Дело ясное. Самый опасный враг — это который маскируется, чтобы, когда подвернется момент, из-за угла пырнуть нас ножом прямо в спину. Но от бдительного ока пролетариата ничего скрыть невозможно — даже ихних антипартийных снов, — что бы там себе ни думали врага рабочего класса и всего нашего народа. А этот, второй, что Критиком прикидывается, хитер, как змеюка: дружка своего укрывал, как мог, да не укрыл. Об анкете этой все помалкивал — думал, что партия наша ничего не знает. Э-э, да что там говорить — только время попусту тратить. Гнать их из партии обоих — и точка. И вообще пусть их катятся в свой кибуц, а нам тут воздух портить нечего.

Так он сказал и сел. После него выступил представитель партийной печати.

— Меня крайне удивляет, — и тут наша вина, товарищи, — что столько времени мы терпели в своих рядах пропагандистов сионизма, а кто знает — может, и его платных агентов…

Юзеф не слушал. Он не заметил даже, как подошла очередь четвертого оратора, которого сменил пятый… Он курил сигарету и, сам не зная почему, повторял про себя вразбивку отрывки из своей и Юзека повести. Ему казалось, что он слышит кукование кукушки, радостный лай Черта, который встречает его возле конуры, как вдруг что-то его кольнуло и он начал присматриваться к очередному выступавшему — а это был, пожалуй, уже седьмой по счету. Если б его так прикрыть газетой, — подумал Юзеф, — то получился бы вылитый… Ну конечно, это же тот самый, из купе… И Юзеф прислушался.

— Я лично был свидетелем, — говорил оратор, — еврейской — простите, сионистской — агитации, которую вели присутствующие здесь предатели в купе пассажирского поезда, следующего по маршруту…