Время, задержанное до выяснения - [36]
— И что ты ему ответила? — спросил Юзеф.
— А что я должна была ответить? Ответила, что ты наверняка согласишься, потому что не захочешь, чтоб я тут сидела. Даже какую-то подписку ему дала. После этого он беседовал со мной очень культурно…
— И о чем же вы беседовали? — спросил раздосадованный Юзеф.
— А о чем нам было беседовать? О повести, ясное дело. Я рассказала ему даже несколько отрывков и…
— Каких? — не сдержавшись, крикнул Юзеф.
— Разных. Например, об этом сне…
— О каком сне? — Юзеф уже не мог совладать со своими нервами.
— О том, как тебе снилось, что я подложила бомбу под письменный стол Секретаря Дома Партии, но бомба не взорвалась, потому что майор Мазуркевич ее обнаружил.
— Господи Боже мой! — простонал Юзеф и схватился за голову.
— Это уже конец, это конец, — шептал, ни к кому не обращаясь, Критик. — А я ведь предостерегал…
И они просидели так до поздней ночи.
А когда маленький Юзек устал и наконец-то заснул, то ему приснилось, что он разговаривает со своим дедом, Израилем Мицкевичем. Но о чем они говорили, Юзек не запомнил, а даже если бы и запомнил, то не рассказал бы Юзефу, который взял и нарушил честное слово и все, что было в повести, выболтал этой трепачке Марыле.
Глава восемнадцатая
ЗАДЕРЖАННОЕ ВРЕМЯ
Принял он их чрезвычайно вежливо, предложил сесть, вот сюда — и указал Юзефу на стул возле письменного стола с правой стороны, а Юзеку — с левой, так, что они сидели друг напротив друга, и тот, что сидел за письменным столом, мог видеть их обоих сразу.
В углу комнаты, почт у самого окна, стоял еще один стол, но сидевший за ним был повернут к комнате спиной и видеть, что в ней происходит, не мог, а мог только слышать.
— Если позволите, — сказал тот, что вежливо поздоровался с Юзефом и Юзеком, — я выполню некоторые необходимые формальности. Прежде всего установим личные данные.
Он начал задавать вопросы об имени, фамилии, годе и месте рождения, профессии и т. д. — сначала Юзефу, а затем Юзеку.
Когда все это было записано, он отложил ручку, так как, по-видимому, немного устал, закурил, предложил сигарету Юзефу, извинился, что у него нет ирисок для Юзека, и, наконец, сказал:
— Мы пригласили вас сюда — (почему он сказал «мы»? — ведь того, что сидел у окна, по-видимому, все это не интересовало, так как он полностью погрузился в чтение) — мы пригласили вас, — повторил он, — чтобы допросить в качестве свидетелей по делу о сокрытии рукописи, авторами которой вы оба являетесь. Процедура допроса предусматривает, — продолжал он, — что показания должны сниматься с каждого свидетеля по отдельности, а также в отсутствие другого свидетеля — с тем, чтобы сделать невозможными любые сношения между свидетелями в ходе допросов. Однако в вашем случае один из допрашиваемых является несовершеннолетним, и ему принадлежит право давать показания в присутствии взрослого лица. Это должен быть учитель, воспитатель либо иное лицо, не фигурирующее в деле — следовательно, им ни в коем случае не может являться второй свидетель. Тем не менее, майор Мазуркевич удовлетворил вашу просьбу и разрешил вам давать показания совместно, поскольку понимает, как трудно даже ненадолго разлучиться настоящим друзьям.
Юзеф очень удивился, когда это услышал, потому что он ни о чем майора Мазуркевича не просил, да и не мог просить — первый и последний раз они виделись тогда, в ресторане. Однако он сделал вид, что нисколько не удивлен.
А маленький Юзек посмотрел на Юзефа исподлобья — не то что удивившись, а скорее даже рассердившись, потому что подозревал, что Юзеф опять у него за спиной с кем-то сговорился. И на этот раз — чего он от Юзефа никак не ожидал — с Мазуркевичем!
Тем временем тот, из-за письменного стола, продолжал говорить:
— …Осталось еще выполнить последнюю формальность: состоите вы в родстве или нет? Если да, то вы можете воспользоваться предоставленным вам правом и отказаться от дачи показаний, в противном же случае такого права у вас нет.
Юзеф задумался на секунду и сказал:
— Я Юзеф Поточек, иными словами, тот, кто вырос из Юзека Гиршфельда.
— А я, — отозвался Юзек, — Юзек Гиршфельд, из которого вырос Юзеф Поточек.
Не успели они это сказать, как увидели, что тот, за письменным столом, сделался от злости красный, как рак. Еще немного, и он начал бы на них кричать, так как ему показалось, что они решили над ним посмеяться. Но закричать он не успел, потому что тот, кто сидел к ним спиной, тихо, почти неслышно сказал:
— Напиши так, как они говорят. — И так же негромко, но четко выговаривая каждый слог, добавил: — Вре-мя за-дер-жа-но. — И повторил: — Задержано, — как будто боялся, что тот может не понять.
Но тот сразу понял, потому что, хоть и был еще красный от злости, но уже пытался улыбнуться Юзефам.
Маленький Юзек сидел себе как ни в чем не бывало, зато большой Юзеф настолько удивился, когда услышал «время задержано», что даже открыл рот, точно собирался что-то сказать.
Эх, и наивны же эти взрослые, а в особенности писатели! Вечно они хотят чем-то удивить своих читателей, и потому без конца ищут что-то новое. Они и думают-то больше не о том, что им надо написать, а о том, как бы это написать так, чтобы вышло пооригинальнее да постраннее. Они ломают, например, часы, задерживают время, как это сделал Юзеф, и очень радуются, что никто еще до этого не додумался.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.