Время, задержанное до выяснения - [32]
Глава шестнадцатая
ПРЕССА ЛЖЕТ
— Я тебя очень прошу, не делай этого, — сказал Юзеф маленькому Юзеку. — Ни к чему тебе лишние неприятности, да и до несчастного случая недалеко. К тому же ничего интересного там нет, поверь мне.
— Ты говоришь, как мама, — надулся Юзек. — Она тоже всего боится. От нее только и слышишь: «Не ходи туда, не ходи сюда, смотри, будь поосторожнее». Как будто у меня собственного ума нету! Наверняка все наши ребята пошли, один я дома торчу. Снова скажут, что я струсил.
— Участие в хулиганских сборищах — вовсе не доказательство смелости, — убеждал его Юзеф.
— Почему ты так выражаешься? — возмутился Юзек. — Ты же сам прекрасно знаешь, что это неправда. Студенты из Университета даже специально надели белые форменные фуражки, чтобы их можно было отличить от хулиганов. Мне очень хочется хотя бы посмотреть. Могу пообещать тебе, что я с тротуара не сойду. А если хочешь, то пойдем вместе.
— Нет, Юзек, я не желаю иметь с этим ничего общего. Зевак там и без нас хватает. Давай лучше займемся делом. Я не уверен, что ты уже хорошо знаешь пятнадцатую главу. А может, ты предпочитаешь писать?
— Нет, лучше я повторю. А ты повторишь четырнадцатую.
— А может, повторим все с самого начала?
— Хорошо, только, чур, я первый, — согласился Юзек.
И оба — маленький и большой — по очереди начали читать наизусть главы из собственной повести. Юзек повторял нечетные главы, а большой Юзеф — четные. Потом они поменялись, а потом, когда уже повторили все целиком, стали проверять друг друга с любого места. Маленький Юзек начинал какой-либо отрывок, все равно какой, из какой угодно главы, а большой Юзеф кончал — и наоборот. Выходило это у них очень здорово. Они не забыли ни одного слова, ни одной запятой, ни даже точки.
А когда немного устали, принялись за яичницу, которую как раз поджарил Юзеф. Они были очень собой довольны.
— Теперь, — сказал Юзек, — даже сто недоделанных Хенеков ничего у нас не украдут. Могут искать себе рукопись, сколько им влезет, и фигу найдут.
— Даже целая армия Мазуркевичей, — добавил Юзеф, — хотя бы она всю землю перекопала и все реки выкачала, не нашла бы нашу повесть, ведь в голову-то нам не заглянешь. Ловко мы их провели, правда?
— А чья была идея? — с гордостью спросил Юзек.
— Твоя, конечно же, твоя, Юзек. Рукописи нет, а повесть есть!
— Только вот сдержал ли ты слово? — спросил Юзек. — Никому не рассказал?
— Никто на свете об этом не знает, — заверил его Юзеф, — и никто, кроме нас, знать не будет.
— Даже Марыля? Даже Критик? — подозрительно выпытывал Юзек.
— Даже они, клянусь тебе, — торжественно заверил его Юзеф и разлил чай по стаканам.
Маленький Юзек взял уже третье пирожное и спросил:
— А больше пирожных у тебя нет?
— Нет, но ты ешь, я не хочу, — ответил Юзеф.
— Я тоже не хочу. Оставлю — ка Марыле, — и Юзек положил пирожное обратно на тарелочку.
— Ей уже давно пора быть дома, — сказал Юзеф. — Как бы чего не случилось, — и он потянулся за газетой. — Давай-ка, Юзек, почитаем, что пишут про хулиганствующих студентов.
— Не желаю этого читать, — буркнул Юзек. — Пресса лжет!
Большой Юзеф внимательно посмотрел на маленького.
— Кто это тебе сказал? — спросил он. — Ты, наверное, уже там был и скрываешь от меня?
Маленький Юзек немного смутился, опустил голову и тихо сказал:
— Только минуточку, когда к тебе шел.
И он вытащил из кармана листовку, где было написано: «Пресса лжет! Читай только „Сверчка“ — он еще не лжет».
Юзеф взял листовку, прочел ее, разорвал на мелкие кусочки, положил в пепельницу и поджег.
— Если бы что-то подобное у тебя нашли, то тебя тут же вышвырнули бы из гимназии и…
— Я эти надписи повсюду видел, — сказал Юзек. — Он немножко злился на Юзефа за то, что тот уничтожил листовку. — И ничего бы мне не сделали, потому что все об этом знают. Все знают, что это правда.
Юзеф задумался и ничего не сказал, но газету отложил.
А Марыля все не возвращалась.
— Почему, — спросил вдруг Юзек, — газеты пишут, что это сионисты подстрекают молодежь?
— Потому что среди их вожаков есть сионисты, — ответил Юзеф, но как-то неуверенно, не глядя на Юзека.
— Ты от меня скрываешь правду, — сказал Юзек. — Я знаю, студенты хотят, чтобы в театре шли «Дзяды» Адама Мицкевича, и вовсе не выступают против арабов.
— Ну, это не совсем так, — ответил Юзеф.
— Ага, я давно хотел тебя спросить, но все забываю, — заговорил Юзек. — Это правда, что я родственник Адама Мицкевича?
— Ты? Не понимаю, — удивился Юзеф.
— Ну, ведь фамилия моего дедушки, — ответил Юзек, — Мицкевич, Израиль Мицкевич.
— Это простое совпадение, — рассмеялся Юзеф. — Однофамильцы — и все. Очень многие евреи, которые родились там, где и Адам Мицкевич, носят эту фамилию.
— Так, может, поэтому, — продолжал расспросы Юзек, — студентов обвиняют в сионизме?
— Не болтай глупостей, Юзек. Здесь нет ничего общего.
— А может, потому, — не переставал расспрашивать Юзек, — что Адам Мицкевич… я где-то об этом читал, только не помню, где… что Адам Мицкевич сформировал еврейский легион? Ты об этом что-нибудь знаешь?
Юзеф снова рассмеялся, но ничего не ответил. Он начал только нервно расхаживать по комнате, потому что Марыля все еще не возвращалась.
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
Другие переводы Ольги Палны с разных языков можно найти на страничке www.olgapalna.com.Эта книга издавалась в 2005 году (главы "Джимми" в переводе ОП), в текущей версии (все главы в переводе ОП) эта книжка ранее не издавалась.И далее, видимо, издана не будет ...To Colem, with love.
В истории финской литературы XX века за Эйно Лейно (Эйно Печальным) прочно закрепилась слава первого поэта. Однако творчество Лейно вышло за пределы одной страны, перестав быть только национальным достоянием. Литературное наследие «великого художника слова», как называл Лейно Максим Горький, в значительной мере обогатило европейскую духовную культуру. И хотя со дня рождения Эйно Лейно минуло почти 130 лет, лучшие его стихотворения по-прежнему живут, и финский язык звучит в них прекрасной мелодией. Настоящее издание впервые знакомит читателей с творчеством финского писателя в столь полном объеме, в книгу включены как его поэтические, так и прозаические произведения.
Иренео Фунес помнил все. Обретя эту способность в 19 лет, благодаря серьезной травме, приведшей к параличу, он мог воссоздать в памяти любой прожитый им день. Мир Фунеса был невыносимо четким…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений.