Время, задержанное до выяснения - [15]
И Рахиль начала жаловаться на Юзека, что тот не слушается, что убегает от ребе, что, хотя она запрещает ему играть во дворе, — мало ему места на галерее? — Юзека тянет к этим негодяям, которые готовы до смерти изувечить еврейского ребенка. Слава Богу, что Юзек хорошо учится и любит читать. По крайней мере у него есть занятие, ведь она, Рахиль, не всегда может ходить с ним гулять. Она знает, что ребенку нужен свежий воздух, и в этом году заставит Якова, чтобы тот на каникулы отправил их с Юзеком в горы, но кто же тогда останется с Яковом?
Юзеф слушал, кивал и был даже рад, что Рахиль забыла об их намерении пойти к Мазуркевичам.
Однако Рахиль вовсе не забыла.
— Ну что ж, можно и идти, — сказала она и пропустила Юзефа вперед.
— Действительно, дети распустились до невозможности, Бог знает, что вытворяют, — говорила пани Мазуркевич и раскатывала тесто на лапшу, а может быть, на вареники, так как было уже поздно и пан Мазуркевич должен был вот-вот прийти на обед. — Но чтобы такие слова? Где их Хенек мог слышать? Ведь не дома же. Наше семейство, — упоенно продолжала пани Мазуркевич, — славится своей терпимостью и гуманностью…
Юзеф стоял у стола и слушал, и Рахиль, стоявшая за ним, у самой двери, тоже слушала. В кухне были, правда, четыре стула и две табуретки, но пани Мазуркевич сесть им не предложила.
— …а сын наш Хенрик воспитывается в духе лучших патриотических традиций. В нашем доме бывают также лица иудейского вероисповедания, — тут пани Мазуркевич взглянула на Рахиль, — например, пан адвокат Барух с супругой, а пан инженер Вильгельм Кугельман, кандидат в депутаты сейма, из года в год к Рождеству и Пасхе присылает моему супругу, пану Мазуркевичу, поздравления с праздником. Мы уже много лет соседствуем с Гиршфельдам и, и вы должны признать, — тут она вновь посмотрела на Рахиль, — что никогда между нами не было никаких недоразумений. Но дети остаются детьми, а в наше время, — на этот раз она посмотрела на Юзефа, — после кончины Маршала, все перевернулось вверх дном. Всюду бесчинствует чернь и отравляет сердца наших детей. Ведь кто же еще, как не Антек, сын сапожника из подвала, мог научить Хенрика таким словам? И подумать только, что культурные люди вынуждены жить в одном доме с подобным сбродом.
Пани Мазуркевич посыпала раскатанное тесто мукой, прикрыла его белой салфеткой, а Юзеф, которому очень не хотелось встретиться с паном Мазуркевичем и Хенеком, решил, что его миссия окончена. Он хотел на прощанье сказать хозяйке что-нибудь любезное, но вместо этого произнес:
— Прошу прощения, я не представился. Моя фамилия Поточек. Юзеф Поточек.
Когда он это сказал, произошло нечто неожиданное. Пани Мазуркевич резким движением сорвала с себя передник и воскликнула:
— Ох, простите! Простите меня, ради Бога! — Она подбежала к крану и стала смывать с рук муку, восклицая при этом: — Как же я вас сразу не узнала? Ведь я столько раз видела вас на фотографиях! Какая честь для нашего дома! Знаменитый писатель Юзеф Поточек посетил наше убогое жилище. Какая честь!
Она подбежала к Юзефу, подала ему руку, которую Юзеф поцеловал, и снова стала извиняться, просила хоть на минуточку присесть. В комнату она пригласить его не смеет, потому что пол еще не натерт. Столько времени отнимает хозяйство, а воспитание сына…
— И только урывая часы у сна, можно уследить за развитием современной культуры и искусства. Лишь по вечерам мы слушаем Шопена и читаем наших великих писателей. А в кафе, пожалуй, с месяц уже не были… Ваша последняя книга…
Тут пани Мазуркевич побежала в комнату и, забыв, что пол еще не натерт, оставила дверь открытой. С большого портрета, висевшего между окнами, на Юзефа взирал Маршал. Он был явно недоволен, потому что сильно хмурил кустистые брови. А под ним висел портрет Поэта-провидца, уже размером поменьше.
Пани Мазуркевич принесла из комнаты книжку и очень просила, чтобы Юзеф не отказал в любезности и расписался на титульном листе. Пан Мазуркевич не простил бы жене, если бы их домашняя библиотека не удостоилась этой чести. Юзеф надписал книжку, а пани Мазуркевич попросила, чтобы он был так любезен и согласился прийти к ним в четверг на обед, на который будут также приглашены…
Юзеф больше ее не слушал и даже начал уже порываться уйти, но пани Мазуркевич не переставала ораторствовать.
Рахиль тоже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу: того и гляди Яков придет обедать, а она еще даже плиту растопить не успела.
При этой мысли она даже что-то прошептала тихонько.
Юзеф воспользовался этим и сказал:
— Благодарю вас, я бы рад, но не знаю, смогу ли выкроить время, очень занят. Я вам сообщу, — он хотел сказать «через Юзека», но воздержался и сказал: — через пани Рахиль.
— Дорогая моя, уважаемая соседка! — воскликнула пани Мазуркевич и бросилась к Рахили. — Только не забудьте, пожалуйста! Мы вам будем искренне благодарны…
Она продолжала говорить еще и тогда, когда Юзеф, поцеловав руку смущенной Рахили, сбегал вниз по лестнице. В подворотне он чуть было не наскочил на Хенека, который, проходя мимо, задел его. Юзефу даже показалось, что Хенек успел ущипнуть его за ногу.
Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».
Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».