Время, вперед! - [38]

Советские исследования журналов были посвящены преимущественно становлению исторической периодики в первые послереволюционные десятилетия и призваны были представить ее формирование как часть партийного строительства и, естественно, носили апологетический по отношению к советской историографии характер. Эта концепция была спроецирована и на послевоенную периодику[260]. В постсоветской историографии деятельность исторических журналов рассматривалась преимущественно в контексте противостояния научного сообщества и власти. Не случайно безусловным лидером в рейтинге исследовательского интереса оказывается журнал «Вопросы истории» в период редакторства A. M. Панкратовой (1953–1957), ставший своего рода символом оттепельной историографии и породивший целую исследовательскую традицию[261]. Деятельность этого журнала рассматривается исследователями как одно из наиболее ярких проявлений курса на десталинизацию исторической науки как в содержательном (пересмотр господствующей версии истории и, в частности, доминировавшей интерпретации роли различных политических партий в революционном движении начала XX в.), так и в организационном плане (попытка перестройки научной коммуникации, организации публичных дискуссий и т. д.). В целом этот курс пользовался поддержкой партийного руководства и лично Н. С. Хрущева, однако в связи с изменением внутри– и внешнеполитической обстановки и в ходе противостояния, возникшего внутри исторического сообщества, деятельность журнала была осуждена постановлением ЦК «О журнале „Вопросы истории“» от 9 марта 1957 г.[262], а созданная A. M. Панкратовой редколлегия – расформирована.

Подробный анализ деятельности журнала «Вопросы истории» оказался значимым с точки зрения выстраивания новой версии развития исторической науки, описывающей ее в контексте нарастания и надлома оттепельных веяний. Дальнейшее развитие подобных исследований потребовало выработки более сложного понимания политической подоплеки этих событий и корректировки жесткой версии о том, что этот процесс определялся противостоянием «культуры и власти», ретроградов и консерваторов. Привлечение документов из партийных архивов дало возможность увидеть этот конфликт не только как идеологическое противостояние, но и как результат борьбы внутри научного сообщества и самих партийных структур[263]. Другим результатом этих исследований можно считать стремление не просто усмотреть в деятельности журнала «веяния оттепели», но оценить резонанс, вызванный и самой этой деятельностью, которую уже историки той эпохи соотносили с деятельностью «Нового мира»[264], и разгромом журнала в 1957 г.

Если мы обратимся к систематическому анализу состояния исторической периодики, то последнее событие не будет уже выглядеть только лишь надломом оттепельных веяний, каким оно предстает в постсоветской историографии[265]. Стоит отметить, что постановление 1957 г. было последним в череде проработочных указов, объектом которых становились исторические журналы[266]. Вместе с тем практически одновременно с развернутой партийными инстанциями кампанией против «Вопросов истории» происходит радикальное преобразование системы исторических журналов, которое в определенном смысле можно считать началом нового этапа существования советской историографии и организации воспроизводства исторического знания в Советском Союзе.

Дело заключается в том, что созданные в 1945 г. «Вопросы истории» были на момент окончания войны почти единственным настоящим историческим журналом в СССР. Конечно, уже в первые послевоенные годы началось возрождение изданий, существовавших в довоенный период. Практически сразу же вслед за созданием «Вопросов истории» в 1946 г. были возрождены «Вестник древней истории» и «Советская этнография», «Ученые записки МГУ» и «Ученые записки ЛГУ» (с 1947 г.). В 1946 г. создан новый журнал «Преподавание истории в школе». Кроме того, было возрождено и несколько периодических сборников: «Исторические записки» (с 1945 г.), «Советская археология» (с 1945 г.) «Советское востоковедение» (с 1945 г.), «Труды МГИАИ» (с 1946 г.), «Исторический архив» (с 1949 г.), а также «Византийский временник», издание которого прекратилось еще в 1928 г.

Однако радикальный характер изменение журнального пространства приобрело в середине 1950-х годов. В 1955 г. сборники «Исторический архив» и «Советское востоковедение» были преобразованы в одноименные журналы, а в 1956 г. был создан бюллетень «Вопросы архивоведения», который через 10 лет будет превращен в журнал «Советские архивы». В 1957 г. возникли журналы «История СССР», «Новая и новейшая история», «Вопросы истории КПСС», «Вестник истории мировой культуры», «Украинский исторический журнал», «Народна творчiсть та етнографiя», на базе сборника «Советская археология» был создан одноименный журнал. Кроме того, в 1959 г. возрожден закрывшийся до войны «Военно-исторический журнал». Уже приведенный список изданий свидетельствует о существенном расширении диапазона специализации академических изданий, происходившем в различных направлениях: и региональном (российская история, востоковедение), и хронологическом (современная всемирная история), и субдисциплинарном (археология, архивное дело), и предметном (история партии, история культуры, военная история). Таким образом, в системе научных коммуникаций была зафиксирована новая структура организации исторического знания, гораздо в большей степени соответствующая дифференцированному характеру современной науки и развернутая как совокупность крупных тематических блоков. В это же время в журнальном пространстве происходит институционализация и других гуманитарных дисциплин (примерами могут служить создание «Вопросов психологии», возникновение семейства литературоведческих журналов во главе с «Вопросами литературы» в 1957 г.), однако по масштабу она несопоставима с тем, что происходило в исторической науке.