Время волков - [21]

—какое барахло.

Я сразу же набил мешок всяческой едой, а потом принялся рассматривать остальное. Я выбрал оселок для заточки Меча, теперь, после принятия решения спасать стаю Волчонка, мне нужно было заботиться о своем оружии. Но главной моей находкой стал кожаный бурдюк с вином.

К концу следующего дня начал накрапывать дождь, и мы нашли замечательную сухую пещерку. В нее вел лаз, хорошо прикрытый ветками. Пещерка была такая малюсенькая, что мы едва поместились в ней вдвоем. Подъев все запасы пищи, мы обратились в волков и уснули, прижавшись друг к другу спинами.

Проспали мы почти сутки, вылезли из пещеры, отдохнувшие опять голодные. После вчерашнего ужина у нас остался только бурдюк с вином. Я приложился к бурдюку и выпил его полностью, останавливаясь лишь для того, чтобы перевести дух. После этого я сел, прислонившись спиной к шершавой коре ароматной ольхи, и стал наблюдать за резвившимся Волчонком.

Несколько раз он подбегал ко мне, хватая зубами за край одежды, тянул ее, призывая меня поиграть с ним. Я отмахивался и даже пнул его разок, когда он не на шутку увлекся и порвал мой плащ. Я был слишком подавлен той ответственностью, которую взвалил на себя, решив помогать неизвестному мне племени. Смогу ли я стать полезным погибающим волкам, справлюсь ли с их обучением, сумею ли приучить к металлу?

Вспомнив об оружии, я достал Меч Орну из импровизированных ножен, образованных лоскутами кожи, и обнаружил на его лезвии зазубрины. Во время моей жизни в Каершере товарищи научили меня ухаживать за металлическим оружием, это должен был уметь каждый воин. При воспоминании о том, как кельты бережно обращались за своими мечами, мне стало стыдно. Я не извлекал Меч из ножен с тех пор, как, обезумевший, таскался по римским землям. Правда, я не чувствовал себя хозяином Меча, у меня всегда было ощущение, что я лишь временный его хранитель. Об этом Мече наши барды слагали песни. Это был Меч героев, королей и богов. Куда мне быть его владельцем. Я взял Меч своего вождя, чтобы выполнить клятву мести, или, возможно, сам Меч выбрал меня для мести за своего хозяина. В любом случае месть завершена, и я намеревался вернуть Меч Гвидиону или королю Белину. Я уже давно обладал этим оружием, но впервые решил просто разглядеть его. Это был очень большой Меч, больше тех, которыми сражались кельтские воины. Массивная черненая рукоять заканчивалась навершием в форме человеческой головы, изогнутая гарда была выкована в виде двух спиралей. На каждой грани были нанесены древние, незнакомые мне знаки.

Пытаясь лучше рассмотреть навершие рукояти, я поднес его ближе к глазам. Черную голову со злым лицом и почти звериным оскалом украшала традиционная корона кельтских королей. Особую свирепость лицу придавало то, что один глаз был прищурен, от чего все лицо перекосилось.

— Не пойму, одноглазый он или просто прищурился, — сказал я вслух сам себе.

Черная голова на рукояти сощурила второй глаз. Я присмотрелся внимательнее, пытаясь понять, действительно ли это произошло или я просто плохо разглядел голову при первом осмотре. Честно говоря, я немного испугался и не решился ощупать руками навершие, чтобы проверить, не обманывают ли меня мои глаза.

— Интересно, чья это голова? — произнес я тихо.

— Ты и в самом деле хочешь это знать? — ответила мне черная голова.

От испуга я выронил Меч и отпрянул. Меч лежал в траве, поблескивая на солнце. Я оглянулся вокруг и даже принюхался, в надежде увидеть кого-нибудь, чей голос я мог услышать. Но никого не было. Где-то неподалеку резвился Волчонок. До меня доносилось его повизгивание и шелест кустов. Не обнаружив никого, кому мог бы принадлежать этот голос, я осторожно нагнулся к Мечу, его рукоять утонула в траве и была не видна.

— Проклятье! — сказал я сам себе. — До чего же ты дошел, если начал бояться собственного меча! Так недолго докатиться и до сумасшествия.

Я заставил себя поднять Меч и посмотреть на его рукоять.

— Действительно, — произнесла голова, причем я отчетливо видел, что она шевелила губами, отвечая мне, — действительно, крайне глупо бояться Меча, который столько раз защищал твою жизнь. Что же касается сумасшествия, — тут голова открыла один глаз и оценивающе посмотрела на меня, — то лишь безумец может бросаться один против целой армии хорошо вооруженных воинов. Но зато ты тогда не боялся меня.

Голова скорчила гримасу, которая, судя по всему, должна была изображать улыбку.

— Это невероятно, — прошептал я, — разве может меч говорить?

— Конечно, нет, ты просто докатился до сумасшествия, — съязвила голова.

— Кто же ты? — спросил я, проигнорировав иронию.

— Кто же ты? — ответила мне голова. — Кто же ты, несмышленыш, не знающий, кого он держит в руках? Или, может быть, ты слеп, и не видишь, что я — Меч!

— Мечи не разговаривают, — промямлил я растерянно. Голова опять сощурила оба глаза, помолчала, потом сказала:

— Я бы мог поспорить, но если ты настаиваешь, если тебе легче жить с такой мыслью, то я могу и помолчать.

— Нет, нет, — заверил я Меч, испугавшись, что он обидится, — пожалуйста, говори. Нет ничего странного в моем удивлении, ты со мной уже несколько месяцев и еще ни разу не произнес ни слова.