Время волка - [8]

— Боюсь, я вас разочарую. Я принципиально не рисую на праздниках и уж вовсе не за содержание, — и хотя он заметил предостерегающий взгляд своего отца, добавил, — кроме того, я работаю не как придворный художник, а рисую строго природу.

— Может быть, я имею причины для того, чтобы беспокоиться? — возразила Клер.

— Конечно, нет, в конце концов, вы безупречны, — невозмутимо вернул Томас.

Её глаза стали узкими.

— Но недооценивайте молодого Ауврая, — сказал монсеньор дю Барри с заговорщицкой улыбкой. — У него холодная голова, но держу пари, в его груди горит горячий огонь.

Граф Треминс насмешливо засмеялся.

— У меня нет сомнений по поводу горячего огня. Там, где появляется моя красивая племянница, остаются воодушевлённые сердца.

Клер вздрогнула, её рука судорожно сжала собачью шкурку.

— О, может быть, это один из ваших рисунков? — дю Барри указал на бумагу в руке Томаса.

Ну, чудесно! Томас полностью забыл про лист.

— Это… только статья из французской газеты.

— Из нового издания?

— Нет, она уже старая.

— Не делайте из этого тайну, дайте посмотреть! — напирал на него дю Барри.

Теперь он окончательно потерян. Он мог лишь попытаться скрыть обратную сторону с портретом этой белокурой девушки. Итак, он быстро развернул этот листок так, чтобы никто не смог бросить взгляд на портрет. Резкие складки на листе подняли гигантскую морду так объёмно вперёд, как будто животное хотело воплотиться и выпрыгнуть.

— Но это ведь один из ваших рисунков, не так ли? — стремился узнать дю Барри.

— Только эскиз, — пробормотал Томас. — Я пытался набросать портрет зверя при помощи описания в газетной статье.

— Ах, да, эта страшилка, — сказал граф пренебрежительно. — Чудовище, которое где-то в провинции нападает на пастушек. Волк или нет?

— Это вопрос, над которым как раз многие ломают свою голову, — отвечал Томас. — Одни говорят, что это был волк. Другие думают, это было животное, которое абсолютно неизвестно в наших широтах. Епископ Менде считает зверя карой Бога для прегрешений людей Гефаудана.

— Гефаудан, — граф наморщил лоб.

— В Лангедоке, ниже к югу, — объяснил дю Барри. — Там моё земельное владение, я оттуда родом.

— Ах, верно, — сказал граф. — Там где протестантские Kamisarden (прим. пер.: камизары — гугеноты-крестьянине, участники восстания на юге Франции в начале XVIII в.) когда-то возмутились католическим королевским домом? Кажется, из-за этого местность всё ещё опасна.

Дю Барри махнул рукой.

— Ни в коей мере. После восстания сельские жители больше не имеют право носить настоящее оружие. Насколько я знаю, крестьяне должны защищаться от зверя перочинными ножами.

— И это только волк? — едва слышно спросила Клер.

— Описание подходит скорее гиене, — объяснял Томас. — Вполне возможно, что она убежала из зверинца. Передние лапы якобы длиннее, чем задние ноги. И как вы можете увидеть на моём рисунке, у неё есть необычно большая пасть в сравнении с остальным телом, что также типично для гиены. У хищника есть зубы, которые, как сообщается, остры как бритва. Вместе с тем она отделяет головы своих жертв от тела…

Отец тактично пнул его ногой, но даже без этого парень понял, что зашёл слишком далеко.

Клер рассматривала его, объятая ужасом.

— А если чудовище — это действительно кара Бога? — спросил де Треминс, искоса поглядывая на свою племянницу.

— Это объяснило бы, по меньшей мере, почему оно бросается предпочтительно на женщин. Наши дамы в Версале, к счастью, могут чувствовать себя здесь в безопасности. Там они определённо будут найдены съеденными грешниками чёртового зверя, да?

Дю Барри и отец Томаса разразились смехом. Только Клер было не до смеха, её глаза подозрительно блестели, она глубоко дышала и судорожно сглатывала, и на мгновение за фасадом надменности Клер, Томас поймал её взгляд. Девушку ранили слова дяди, очевидно, он намекал на «прегрешение», которое она совершила. Разумеется, неподходящая любовная связь — общественный грех? Была ли она, поэтому отправлена из дома?

Внезапно у него вызвала сожаление не только собачка, но и Клер, которая, несмотря на свою маску из перьев так плохо могла скрывать свои чувства. Версаль не был местом, в котором кто-то действительно может вести себя хоть немного открыто.

Как всегда, это был дю Барри, который спас ситуацию.

— Никаких причин пугаться, мадемуазель. Это продолжится не долго, до тех пор, пока мы не сможем любоваться набитым чучелом зверя здесь, в Версале. И теперь мы попытаемся перейти к другим мыслям! — он хлопнул в ладоши и дал знак музыкантам. Рыжий флейтист поспешно поправил свой парик, и тогда зазвучал англез (прим. пер.: бальный танец).

Томас ненавидел танцы, но сейчас, пожалуй, не оставалось ничего другого, как пригласить Клер. Однако, к его облегчению, она покачала головой.

— Давай, иди уже танцевать, Клер! — рычал её дядя, и когда хотел забрать у нее собаку, та отступила назад.

— Извините меня, — вытолкнула она из себя приглушённым голосом. Потом просто повернулась и выбежала из зала, развевая юбками. Несколько кавалеров смотрели ей вслед, дамы шептались. Прежде чем Томас смог последовать за Клер, его удержал отец.