Время умирать - [4]

Родней слышал, как Хромой, чавкая, поглощает пищу. Сам он есть не мог. Ему осталось жить три дня, если он не сможет практически решить проблему путешествия во времени, следуя теории Феллендена. Он сойдет с ума, если позволит себе сомневаться. И он имеет доказательство того, что задача уже была один раз решена.

Родней мерил шагами свой тесный каземат. Путешествие во времени. Фелленден исчез из камеры смерти в Джулиете, отправившись назад во время, предшествовавшее убийству. В этой точке для него существовало по меньшей мере два возможных варианта будущего: в одном он убивал свою жену, в другом — нет. Родней находился в этой ветви времени, где убийство совершилось.

В другой ветви, которая для Феллендена стала уже реальностью, он не совершал убийства и являлся, без сомнения, уважаемым гражданином и знаменитым физиком, не имевшим никакого отношения к сбежавшему преступнику. Ветвь, на которой находился Фелленден, была очень похожа, но немного не совпадала с той, на которой Оставался Родней. Теперь Родней знал, что в его силах попасть в тот вариант будущего, где пребывал Фелленден. Галилей, узнав об изобретении телескопа, занялся изучением оптики и создал телескоп, в некоторых отношениях превосходящий оригинал. Он, Родней, знает теперь, что путешествие во времени возможно, и он к тому же располагает одним из лучших интеллектов в стране…

Прошло некоторое время. Пот выступил у него на лбу. Перейти на параллельный временной путь! Он не только избежит казни, он станет вновь свободным человеком, ведь там, в мире Феллендена, исчезнет не только наказание, но и само событие, которое его за собой повлекло. Осталось выяснить одно — с чего начать.

Родней забыл окунуть руки в пучок солнечного света, он даже не заметил, как луч угас Он шагал по камере. Три шага вперед, три шага обратно. С чего начать? С чего начать…

Становилось темно. Возбуждение охватило Роднея, отчаяние его росло. Проблема имела решение. Теория параллельных временных ветвей становилась все более ясной. Истинность ее доказана Фелленденом. Но как сделать первый шаг? Ознакомившись с принципом постановки эксперимента, он сумел бы предвидеть каждую проблему, возникающую по ходу дела. Но он никак не мог придумать, с чего начать! Он был похож на человека, гибнущего от холода около охапки сухих дров и не имеющего спичек, чтобы разжечь костер; вдобавок он не умел добывать огонь трением. Создавшееся положение сводило его с ума!

Уже давно наступила ночь, когда Родней бросил в темноту: — Хромой!

Он услышал, как Хромой зашевелился. — Да?

— Мне все ясно, — резко сказал Родней. — Но я хотел бы знать, с чего начинал Фелленден. Интересно, чей способ лучше?

Голос Хромого звучно раскатился среди невидимых стен.

— Врешь, приятель. Парень, который способен сделать этот трюк, должен быть таким… таким… Словом, он будет готов рассказать о нем любому, кто согласится слушать.

Подобная мысль Роднёю в голову не приходила. Он огрызнулся:

— Альтруизм, да? Я должен быть добрым, чтобы у меня все получилось?

— Нет, — Родней услышал, как Хромой сплюнул. — Просто с собой нельзя брать багаж. Так говорил Фелленден. Он сказал: «Множество связей удерживает нас на данном временном пути, мы крепко привязаны к своему поезду. И сначала мы должны сбросить все путы. Нам надо забыть обо всем. Мир должен потерять для нас реальность. Нам следует беспокоиться о нем не больше, чем о мираже в пустыне. Например, — в голосе Хромого не было обиды, — например, тебе не стоит гордиться тем, что мозгов у тебя побольше, чем у меня. Эта мысль привязывает тебя ко мне. А я-то нахожусь здесь, в том самом месте, из которого ты так хочешь побыстрее убраться. Ты должен забыть меня. Я не на том поезде, который тебе нужен!»

Все сказанное Хромым укладывалось в логическую цепочку, но, несмотря на это, Родней продолжал злиться.

На стене, над противоположным рядом камер, виднелось пятнышко лунного света. Остальное тонуло в темноте, В раскатах голоса Хромого послышалась тоска:

— Похоже, что мы в тупике, приятель. Я рассказал тебе почти все, что слышал от Феллендена. Если у тебя ничего ие получается… — поколебавшись, Хромой добавил, — есть еще одна деталь, про которую он как-то упомянул. Он говорил: «Откуда мы вообще знаем, что находимся именно на том временном пути, а не на другом? Чем они отличаются друг от друга? Почему мы уверены, что время движется? Как мы узнаем, что путешествуем во времени?»

Роднёю было больно глотать.

— Берклианская философия, — сказал он хрипло. — Я вижу, слышу и ощущаю ту действительность, в которой нахожусь. Поэтому она реальна для меня. Что я ощущаю, то и реально. Чего я не ощущаю…

И тут он закричал, вцепившись в прутья решетки. От восторга его язык стал заплетаться:

— Вот оно! Вот как затормозить себя во времени! Когда ты прислушиваешься к тиканью часов, секунды кажутся длиннее! Если ты еще больше обостришь свое восприятие, замечая все более тривиальные вещи, ты еще сильнее замедлишь свою скорость движения во времени. Вот он — первый шаг!

В наступившей тишине маленькое пятнышко лунного света было ярким и четким. Оно находилось в нескольких дюймах над дверью противоположной камеры. Родней возбужденно продолжал: