Время тигра - [21]
Тихо пришел Ибрагим, глядя большими серьезными глазами, объявил: ленч готов.
– Макан суда сьяп, туан.
– Байкла, Ибрахим.
Они молча пошли в жаркую столовую без вентилятора, выходившую окнами на последний виток веранды, в свою очередь выходившей на умывальни и душевые для мальчиков. Ибрагим подал холодный томатный сок, серьезно, грациозно. Краббе сказал:
– Хочешь машину, да?
– Нам нужна машина.
– Ты же знаешь, я больше водить не хочу. Очень жаль, но вот так.
– Можно нанять шофера.
– Разве мы можем это себе позволить? – Как минимум, восемьдесят долларов в месяц, а он в данный момент около шестидесяти отдает Рахиме.
– Можно попробовать.
И конечно, выплата государственной ссуды за автомобиль составит около ста пятидесяти в месяц. Хотя в банке есть какие-то деньги, скудный остаток их маленького капитала.
– Хорошо. Я подумаю.
– Можно купить подержанную. Денег хватит.
– Да, я как раз об этом и думал.
Ибрагим принес лососину в банке и салат. Накладывая ему, она сказала:
– Будет совсем другое дело. Я почти примирюсь с жизнью здесь.
Это ей принесет дуновение умеренного климата. Ему тоже, если на то пошло. Очень холодное дуновение умеренного климата. И он принялся есть свою консервированную лососину.
4
С еще звеневшими в ушах протестами запертой собаки Нэбби Адамс вошел в Клуб. Вошел довольно робко, шесть футов восемь дюймов робости, хотя имел такое же право войти туда, как и любой другой. Может быть, даже больше, ибо не задолжал Клубу денег. Чего никак не скажешь про двух гадов, до смерти упивавшихся чаем возле книжных полок. Но в Клубе он себя чувствовал неудобно; гораздо охотней пошел бы в маленький кедай с Алладад-ханом. Однако именно потому, что это было единственное па много миль место в округе, где он не задолжал денег, Нэбби Адамс пришел сюда нынче вечером. Харт, вон тот толстый гад, написал письмо командующему полицейским округом про счета Нэбби Адамса. Командующий очень мило отнесся. Сказал Нэбби Адамсу, счета надо прямо сейчас оплатить, а для гарантий немедленной оплаты счетов пообещал устроить единый вычет из жалованья Нэбби Адамса. Вычет был сделан, и от жалованья Нэбби Адамса почти ни черта не осталось. Все равно, один счет оплачен, и дьявольски крупный. Нэбби Адамс велел Алладад-хану идти и сидеть во дворе для прислуги позади Клуба. Посулил прислать большую бутылку пива. Алладад-хану следует постараться тянуть ее как можно дольше. Нэбби Адамс кликнул клубного официанта. На тренированный взгляд Нэбби Адамса сильно смахивало, что клубный официант, Хонг, Вонг, или как его там, накачался опиума. Зрачки у него были с булавочную головку. Он не смотрел прямо в глаза Нэбби Адамсу, как бы зная, что он, Нэбби Адамс, знает.
– Дуа «Тигра». Одну мне, другую тому, что вон там вон сидит. – Если Алладад-хану отчаянно потребуется еще пиво, он должен резко свистнуть. Нэбби Адамс у стойки бара услышит.
Пиво было слишком холодное. Нэбби Адамс привык к скудным прелестям освещаемых керосиновой лампой пивных, и за двенадцать с лишним лет на Востоке выработал вкус к теплому пиву. Любовь к холодному пиву – что-то женственное, декадентское, американское. Во время последнего отпуска он познакомился с одним американцем в местном баре. У того американца в багажнике автомобиля было нечто вроде холодильного агрегата. Во всем остальном машина симпатичная. Тот самый американец сказал: «У нас в Техасе обязательно оценили б мужчину такого размера, как ты». И настойчиво сунул Нэбби Адамсу радость жизни – бутылку пива, до того холодную, что казалась раскаленным железом. Нэбби Адамс заболел после вязкого арктического напитка, от которого зубы ломило.
Он на время оставил своего «Тигра» на стойке бара, чтобы мороз сошел. Набил моряцкий «Вудбайн»[28] из жестянки, подаренной благодарным китайцем, хозяином беговой лошади, которому он починил сломавшуюся на дороге машину. Огромные пальцы Нэбби Адамса были так запачканы табачной смолой, что казались залитыми йодом или еще чем-нибудь. Поэтому он себя чувствовал слегка больным, когда брал в руку сандвич. Еще один повод не есть слишком много.
Нэбби Адамс не собирался сидеть в Клубе весь вечер. Может, кто-нибудь придет, встанет у бара, можно будет поговорить. Нэбби Адамса в последнее время не сильно радовал свой английский. Он любил хорошо говорить и теперь понимал, что английская грамматика у него портится, словарь скудеет, приходится пополнять индийскими словами, а произношение вряд ли годится для патрицианского общества. С него довольно разговоров с Алладад-ханом на урду, мило, уютно посиживая в каком-нибудь маленьком кедае.
Раздался резкий свист Алладад-хана. Он отправил ему другую бутылку, на этот раз маленькую. Эта задница пьет быстрее него самого, Нэбби Адамса. Начинает наглеть. Просит представить его мем-сахиб. А у самого прелестная жена в шелковых шароварах и в сари рожает в Куле-Лумпуре ребенка. Нэбби Адамс всегда говорил «Куль» вместо «Куала». Не мог серьезно относиться к малайскому. Не настоящий язык, в отличие от урду или от пенджабского. Китайский тоже. Плинк-планк-плопк. Любой может так говорить. Распроклятый обман.
«— Ну, что же теперь, а?»Аннотировать «Заводной апельсин» — занятие безнадежное. Произведение, изданное первый раз в 1962 году (на английском языке, разумеется), подтверждает старую истину — «ничто не ново под луной». Посмотрите вокруг — книжке 42 года, а «воз и ныне там». В общем, кто знает — тот знает, и нечего тут рассказывать:)Для людей, читающих «Апельсин» в первый раз (завидую) поясню — странный язык:), используемый героями романа для общения — результат попытки Берждеса смоделировать молодежный сленг абстрактного будущего.
«1984» Джорджа Оруэлла — одна из величайших антиутопий в истории мировой литературы. Именно она вдохновила Энтони Бёрджесса на создание яркой, полемичной и смелой книги «1985». В ее первой — публицистической — части Бёрджесс анализирует роман Оруэлла, прибегая, для большей полноты и многогранности анализа, к самым разным литературным приемам — от «воображаемого интервью» до язвительной пародии. Во второй части, написанной в 1978 году, писатель предлагает собственное видение недалекого будущего. Он описывает государство, где пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, где уличные банды в совершенстве знают латынь, но грабят и убивают невинных, где люди становятся заложниками технологий, превращая свою жизнь в пытку…
«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.
Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин». В романе-фантасмагории «Сумасшедшее семя» он ставит интеллектуальный эксперимент, исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности мира, отказавшегося от войн и от Божественного завета плодиться и размножаться.
«Семя желания» (1962) – антиутопия, в которой Энтони Бёрджесс описывает недалекое будущее, где мир страдает от глобального перенаселения. Здесь поощряется одиночество и отказ от детей. Здесь каннибализм и войны без цели считаются нормой. Автор слишком реалистично описывает хаос, в основе которого – человеческие пороки. И это заставляет читателя задуматься: «Возможно ли сделать идеальным мир, где живут неидеальные люди?..».
Шерлок Холмс, первый в истории — и самый знаменитый — частный детектив, предстал перед читателями более ста двадцати лет назад. Но далеко не все приключения великого сыщика успел описать его гениальный «отец» сэр Артур Конан Дойл.В этой антологии собраны лучшие произведения холмсианы, созданные за последние тридцать лет. И каждое из них — это встреча с невероятным, то есть с тем, во что Холмс всегда категорически отказывался верить. Призраки, проклятия, динозавры, пришельцы и даже злые боги — что ни расследование, то дерзкий вызов его знаменитому профессиональному рационализму.
Бьяртни Гистласон, смотритель общины и хозяин одной из лучших исландских ферм, долгое время хранил письмо от своей возлюбленной Хельги, с которой его связывала запретная и страстная любовь. Он не откликнулся на ее зов и не смог последовать за ней в город и новую жизнь, и годы спустя решается наконец объяснить, почему, и пишет ответ на письмо Хельги. Исповедь Бьяртни полна любви к родному краю, животным на ферме, полной жизни и цветения Хельге, а также тоски по ее физическому присутствию и той возможной жизни, от которой он был вынужден отказаться. Тесно связанный с историческими преданиями и героическими сказаниями Исландии, роман Бергсвейна Биргиссона воспевает традиции, любовь к земле, предкам и женщине.
Война рождает не только героев. Но и героинь. 1935 год. Войска Муссолини вот-вот войдут в Эфиопию. Недавно осиротевшая Хирут попадает служанкой в дом к офицеру Кидане и его жене Астер. Когда разражается война, Хирут, Астер и другие женщины не хотят просто перевязывать раны и хоронить погибших. Они знают, что могут сделать для своей страны больше. После того как император отправляется в изгнание, Хирут придумывает отчаянный план, чтобы поддержать боевой дух эфиопской армии. Но девушка даже не подозревает, что в конце концов ей придется вести собственную войну в качестве военнопленной одного из самых жестоких и беспощадных офицеров итальянской армии… Захватывающая героическая история, пронизанная лиричностью шекспировских пьес и эмоциональным накалом античных трагедий.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Крушение британского колониального режима в Малайе меняет судьбы четырех белых мужчин, которые не в силах изменить неумолимый ход событий. Крупный чиновник Тол бот утешается неумеренной страстью к еде. Виктор Краббе поглощен чувством вины перед погибшей первой женой и не замечает, как теряет вторую. Юрист Хардман вынужден принять ислам и жениться на богатой вдове-малайке. А священник Лафорг мечтает обратить китайцев в католическую веру.О предыстории судеб англичан Виктора и Фенеллы Краббе рассказано в романе «Время Тигра».
В романе-ностальгии «Восточные постели» повествуется о драматическом взаимопроникновении культур Востока и Запада. Эпоха британской колонизации сменяется тотальным влиянием Америки. Деловые люди загоняют на индустриальные рельсы многоцветный фольклорный мир Малайи. Оказавшись в разломе этого переходного времени, одиночки-идеалисты или гибнут, так и не осуществив своей мечты, как Виктор Краббе, или, как талантливый композитор Роберт Лоо, теряют дар Божий, разменяв его на фальшь одноразовых побрякушек.