Время своих войн. Кн. 3-4 - [4]
Украинцы, русские и белорусы — три брата, и братья родные, не двоюродные, как бы не пытались их развести по разным подворьям. Кто из них играет роль старшего — самого умного, кто выглядит младшим — дураком без приданного: определяет исторический случай. — Все ими перебывали. В настоящее время Старший брат не Россия, не Украина, а если дураков перебирать, так тут в точку — вот они оба разом!
Чувство патриотизма в большей степени передается от отца к сыну. Иногда от старшего брата к младшему — его примером. Человеку неразумному — новому человеческому виду, образовавшемуся вследствие телевизионной зависимости — положено жить не ради потомства и даже не заводить его (что вступает в противоречие с вековым инстинктом), а обманув «знаки природы» — такие, как радость материнства у женщины и гордость продолжателя рода у мужчины — прервать логическую развивающуюся цепочку: передачу материальных, но более духовных ценностей с понятным желанием, что следующий разовьет их…
Всякого дурака своя песня найдет и поведет. Столь затейливая, что ум от глупости в ней не отличим; столь за душу хватающая, что прижаться вынудит к любой стороне, удобной его разовой шкуре и общему шкурному времени…
Ставили схроны. Эти, «домашние» для себя места, буквально утыкали схронами, словно шахматную доску создали, где всякий схрон — «клетка», а они — фигуры, которым вольно ходить по–всякому. Сорока и Дрозд (они же — Сашка — Снайпер и Миша — Беспредел) в этом сезоне ставили второй из числа «промежуточных» — чтобы было где перекантоваться при форс–мажорных возникших на маршруте, исчезнуть на время — испариться… Перед тем наладили собственный — базовый (на звено), в месте известном только им. Таков был давний уговор — один известен только себе, второй показать командиру, а третий — самый крупный — известен уже всем, его частенько и ставили сообща. Все пары работали на тех же условиях. В год на группу получалось до девяти схронов. Сколько нарыл, понаставил Седой–одиночка, не знал никто. Но Седой — случай особый…
В работе молчаливы (особо если дуются друг на друга), а если и болтают, то не в голос и о привычном. Сруб обычно рубит Сашка — Сорока, а Дрозд — Михаил, по его команде ворочает бревнышки — «накидывает». Сорока владеет топором, как никто, словно сам он из семьи потомственных шабашников… впрочем, как–то с артелью (еще до призыва) его занесло в Эстонию, в один рыбацкий поселок — там рубили большой рыбный амбар, и потом частенько с обидой вспоминал местных красавиц, ту свою давнюю молодость.
— Рыбы они! — жалуется Сорока. — Холодные, как селедки. Но без них тоже плохо…
— Да, — деланно сочувствует Дрозд, — На безрыбье и сам раком станешь.
Сашка смотрит с подозрением — не намек ли дурного свойства? Не издевается ли? Миша простоват. Из тех, кто в потемках, у хвоста голову ищет, щупает, угадать пытается. Но иногда удивляет — скажет или сделает такое, что смотришь на него с сомнением — так ли прост?..
Миша — Беспредел… Как не наряжай, а видом — пень. Правда, пень красивый, ухоженный. Всем пням пень, хоть в рамочку вставляй.
Сашка тонкий, еще более тонким кажется, когда рядом с Мишей стоит. Еще и русоволосый, из–за чего его часто принимают за прибалта, будто собственные русоволосые в России повывелись. Может и так… Расстреливали же в треклятые 20‑е в Ярославле только за русоволосость и гимназистскую кепку на макушке?..
Идет не самое интересное — сборка. Особого внимания не требует — знай, клади свое на свое. Работают слаженно — не первый десяток заканчивают, да и схрон небольшой, промежуточный, в таком еще можно перекантоваться вдвоем, или даже втроем (без гороху и если портянки чистые! — любит по этому поводу пройтись Замполит) — это в больших схронах — на все отделение — комфортно и биосортир предусмотрен, а здесь только целлофановые пакеты — завязывай потуже, да складируй, пока место есть. Но, на «всякий–про–всякий», ставят добротно, так, чтобы при желании одиночному можно было бы и перезимовать.
Закончат, останется только сложить кое–какой припас. Харчи в стеклянных банках и канистрах. Кое–какое оружие — «по бедности» неважное, но все–таки… Исторически исходили из того, что все нужное у «врага возьмут», главное начать…
В малых схронах колодцев не роют. Бидон ключевой воды с серебряной ложкой внутри — теперь вода может стоять годами, ничего ей не станет. Это на случай, если спешно концы рубить за собой, а потом отсиживаться — вползти и замереть без движения на несколько дней. Иногда, как здесь, шланг вроют в ручей, чтобы качать ручной помпой.
Каждый из схронов ставили так, чтобы еще на дальних подступах можно было сбить со следа группу преследования. За какой–то десяток лет тактика изменилась, раньше — сбил запах, а потом хоть в листья закопался. Теперь же так просто не исчезнешь, прежде чем ставить схрон, заранее высчитываются «удобные — неудобные» подступы, возможности создать неприятности группам преследования, да всякий раз иное преподнести, не повторяясь. Лишь бы местность располагала. А местность, надо сказать, располагает. Хорошие места!
Близь норы на промыслы не ходят. Создаются не только цепочки схронов, а большей частью обыкновенные закладки обеспечения — укрытия, в которых, при случае, можно и перекантоваться какой–то срок, исчезнуть на время самых жестких электронных прочесываний. Если лодка или долбянка, то, опять же, с припасом — оснащением по отсечению тепла, да и собственной конфигурацией нисколько плавсредство не напоминающее. Гадай аэрокосмическая на пустом! Хорошо, когда схрон недалеко от реки или поближе к ручью. Выглядит так — вроде бы зашли люди в реку и… пропали — соображай куда делись, были ли плавсредства, куда на них подались — вверх, вниз? Где вышли, на какую часть берега и вышли ли вообще? Попробуй пройди берегом, когда такой повал, когда так заросло, что не протиснешься. Запах вода какое–то время держит, но это если не проточная. А как быть, если еще до воды запах пропал? Словно растворился? На ровном — на тропе или на лесной дороге? Причем, не сбили нюх у собаки какими–нибудь новейшими или старыми допотопными средствами вроде махорки и жгучего красного перца, а исчез или поменялся на неизвестный. А с этим и тепловое слежение сбой сдало — спутниковая картинка. Потеряли! Как такое могло произойти? Миллионы же на оборудование угроханы!
Александр ГРОГ и Иван ЗОРИН (аватары) представляют:НА КОНКУРС ВДВ - роман - ВРЕМЯ СВОИХ ВОЙН.Версия 2010г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?