Время своих войн. Кн. 3-4 - [4]

Шрифт
Интервал

Украинцы, русские и белорусы — три брата, и братья родные, не двоюродные, как бы не пытались их развести по разным подворьям. Кто из них играет роль старшего — самого умного, кто выглядит младшим — дураком без приданного: определяет исторический случай. — Все ими перебывали. В настоящее время Старший брат не Россия, не Украина, а если дураков перебирать, так тут в точку — вот они оба разом!

Чувство патриотизма в большей степени передается от отца к сыну. Иногда от старшего брата к младшему — его примером. Человеку неразумному — новому человеческому виду, образовавшемуся вследствие телевизионной зависимости — положено жить не ради потомства и даже не заводить его (что вступает в противоречие с вековым инстинктом), а обманув «знаки природы» — такие, как радость материнства у женщины и гордость продолжателя рода у мужчины — прервать логическую развивающуюся цепочку: передачу материальных, но более духовных ценностей с понятным желанием, что следующий разовьет их…

Всякого дурака своя песня найдет и поведет. Столь затейливая, что ум от глупости в ней не отличим; столь за душу хватающая, что прижаться вынудит к любой стороне, удобной его разовой шкуре и общему шкурному времени…

Ставили схроны. Эти, «домашние» для себя места, буквально утыкали схронами, словно шахматную доску создали, где всякий схрон — «клетка», а они — фигуры, которым вольно ходить по–всякому. Сорока и Дрозд (они же — Сашка — Снайпер и Миша — Беспредел) в этом сезоне ставили второй из числа «промежуточных» — чтобы было где перекантоваться при форс–мажорных возникших на маршруте, исчезнуть на время — испариться… Перед тем наладили собственный — базовый (на звено), в месте известном только им. Таков был давний уговор — один известен только себе, второй показать командиру, а третий — самый крупный — известен уже всем, его частенько и ставили сообща. Все пары работали на тех же условиях. В год на группу получалось до девяти схронов. Сколько нарыл, понаставил Седой–одиночка, не знал никто. Но Седой — случай особый…

В работе молчаливы (особо если дуются друг на друга), а если и болтают, то не в голос и о привычном. Сруб обычно рубит Сашка — Сорока, а Дрозд — Михаил, по его команде ворочает бревнышки — «накидывает». Сорока владеет топором, как никто, словно сам он из семьи потомственных шабашников… впрочем, как–то с артелью (еще до призыва) его занесло в Эстонию, в один рыбацкий поселок — там рубили большой рыбный амбар, и потом частенько с обидой вспоминал местных красавиц, ту свою давнюю молодость.

— Рыбы они! — жалуется Сорока. — Холодные, как селедки. Но без них тоже плохо…

— Да, — деланно сочувствует Дрозд, — На безрыбье и сам раком станешь.

Сашка смотрит с подозрением — не намек ли дурного свойства? Не издевается ли? Миша простоват. Из тех, кто в потемках, у хвоста голову ищет, щупает, угадать пытается. Но иногда удивляет — скажет или сделает такое, что смотришь на него с сомнением — так ли прост?..

Миша — Беспредел… Как не наряжай, а видом — пень. Правда, пень красивый, ухоженный. Всем пням пень, хоть в рамочку вставляй.

Сашка тонкий, еще более тонким кажется, когда рядом с Мишей стоит. Еще и русоволосый, из–за чего его часто принимают за прибалта, будто собственные русоволосые в России повывелись. Может и так… Расстреливали же в треклятые 20‑е в Ярославле только за русоволосость и гимназистскую кепку на макушке?..

Идет не самое интересное — сборка. Особого внимания не требует — знай, клади свое на свое. Работают слаженно — не первый десяток заканчивают, да и схрон небольшой, промежуточный, в таком еще можно перекантоваться вдвоем, или даже втроем (без гороху и если портянки чистые! — любит по этому поводу пройтись Замполит) — это в больших схронах — на все отделение — комфортно и биосортир предусмотрен, а здесь только целлофановые пакеты — завязывай потуже, да складируй, пока место есть. Но, на «всякий–про–всякий», ставят добротно, так, чтобы при желании одиночному можно было бы и перезимовать.

Закончат, останется только сложить кое–какой припас. Харчи в стеклянных банках и канистрах. Кое–какое оружие — «по бедности» неважное, но все–таки… Исторически исходили из того, что все нужное у «врага возьмут», главное начать…

В малых схронах колодцев не роют. Бидон ключевой воды с серебряной ложкой внутри — теперь вода может стоять годами, ничего ей не станет. Это на случай, если спешно концы рубить за собой, а потом отсиживаться — вползти и замереть без движения на несколько дней. Иногда, как здесь, шланг вроют в ручей, чтобы качать ручной помпой.

Каждый из схронов ставили так, чтобы еще на дальних подступах можно было сбить со следа группу преследования. За какой–то десяток лет тактика изменилась, раньше — сбил запах, а потом хоть в листья закопался. Теперь же так просто не исчезнешь, прежде чем ставить схрон, заранее высчитываются «удобные — неудобные» подступы, возможности создать неприятности группам преследования, да всякий раз иное преподнести, не повторяясь. Лишь бы местность располагала. А местность, надо сказать, располагает. Хорошие места!

Близь норы на промыслы не ходят. Создаются не только цепочки схронов, а большей частью обыкновенные закладки обеспечения — укрытия, в которых, при случае, можно и перекантоваться какой–то срок, исчезнуть на время самых жестких электронных прочесываний. Если лодка или долбянка, то, опять же, с припасом — оснащением по отсечению тепла, да и собственной конфигурацией нисколько плавсредство не напоминающее. Гадай аэрокосмическая на пустом! Хорошо, когда схрон недалеко от реки или поближе к ручью. Выглядит так — вроде бы зашли люди в реку и… пропали — соображай куда делись, были ли плавсредства, куда на них подались — вверх, вниз? Где вышли, на какую часть берега и вышли ли вообще? Попробуй пройди берегом, когда такой повал, когда так заросло, что не протиснешься. Запах вода какое–то время держит, но это если не проточная. А как быть, если еще до воды запах пропал? Словно растворился? На ровном — на тропе или на лесной дороге? Причем, не сбили нюх у собаки какими–нибудь новейшими или старыми допотопными средствами вроде махорки и жгучего красного перца, а исчез или поменялся на неизвестный. А с этим и тепловое слежение сбой сдало — спутниковая картинка. Потеряли! Как такое могло произойти? Миллионы же на оборудование угроханы!


Еще от автора Александр Грог
Дохлик

Введите сюда краткую аннотацию.


Время уродов

Введите сюда краткую аннотацию.


Время своих войн-1

Александр ГРОГ и Иван ЗОРИН (аватары) представляют:НА КОНКУРС ВДВ - роман - ВРЕМЯ СВОИХ ВОЙН.Версия 2010г.


Время Бригадиров

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Время уродов (История Восьмого)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Время Пасьянсов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Игрожур. Великий русский роман про игры

Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.


Дурные деньги

Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».


Дом с Маленьким принцем в окне

Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.


Старый дом

«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».


Аквариум

Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.


И вянут розы в зной январский

«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?