Время сомнамбул - [6]

Врач посмотрел непонимающе.

— Ну, уляжется без нашего вмешательства.

Городской глава нетерпеливо закусил губу.

— Откуда мне знать? — Врач развел руками. — Я не нейрохирург, но мне кажется, этого вам никто не скажет.

— Значит, медицина бессильна?

— Похоже на то. — Врач вздохнул. — Вы уже сообщили в министерство здравоохранения?

— Столичным властям?

— Да.

— А зачем? — Глаза у городского главы сузились. — Чем они помогут? Пришлют своих врачей? Но вы же сами сказали, это бесполезно.

— Такой порядок. — Врач поджал губы. — Вы обязаны сообщить в министерство. Или это сделаю я.

— Что же вы раньше не торопились? — Городской глава иронично улыбнулся. — А для чего им знать? Чтобы ввести карантин? В таких случаях он обязателен. Но разве у нас чума? Или холера? А тысячи километров тундры — чем не кордон? Но они наверняка отменят летнее судоходство. Им-то что, они просто последуют инструкции. А как тогда жить? И заболевшим, и тем, кто здоров?

Он посмотрел выжидательно.

— Вы должны сообщить, — упрямо повторил врач.

— И что выйдет хорошего? Пригонят солдат, введут строгий режим, комендантский час. Вы этого хотите? — Врач промолчал, но его нога стала снова покачиваться. — Я принял решение. Не скрою, оно далось мне трудно. С ними, — врач понял, что так обезличенно он назвал инфицированных, — справимся своими силами. Мы сами установим внутренний карантин, и вы нам в этом поможете. Все должно храниться в тайне. Никакой электронной почты, междугородней телефонии, никаких соцсетей! Сегодня я распорядился отключить интернет. Главное, не поддаваться панике. Да, выбор трудный, но его придется сделать. Без летних барж мы погибнем. И какая будет им польза? — Речь опять шла о лунатиках. — Не знаю, как выздоровление, а зима придет снова. Надо заглядывать вперед! — Встав из-за стола, городской глава стал нервно расхаживать по кабинету. — Все кругом жалостливые, но дальше носа не видят. А я на слепоту не имею права, потому что в ответе за город. — Он заговорил так, будто делал видеообращение, и врач понял, что прежним разговором его только проверяли, а все решено заранее. — Я приказал собрать оружие, а их огородить. В остальном жизнь не должна меняться. Как вы думаете?

— Вы мэр, — ответил врач, вставая.

Провожая гостя, городской глава взял его у дверей за локоть.

— Но я могу на вас рассчитывать?

Врач осторожно освободил руку.

— А куда мне деваться?

— Как и всем нам, — дружески улыбнулся мэр.

В разговоре с врачом он действительно репетировал свое видеообращение, с которым выступил по кабельному телевидению после программы вечерних новостей. В нем он осторожно назвал обрушившуюся эпидемию «некоторыми трудностями, с которыми столкнулся город, тем более, правда, неприятными, что это происходит впервые, застав горожан врасплох». Он произнес это скороговоркой, утопив горькую новость в каскаде служебных слов, как это умеют делать чиновники, и тут же выразил уверенность, что власти при поддержке населения справятся с возникшими затруднениями. Он всячески избегал негативных слов, вполне подходящих, чтобы обрисовать трагическую ситуацию, сложившуюся за последний месяц, в общем, выставлял все так, чтобы слушатели сравнили сомнамбулизм с одной из разновидностей гриппа, вирус которого, ежегодно мутируя, преподносит все новые сюрпризы. Но, конечно, это не «испанка», выкосившая миллионы в прошлом веке, — медицина шагнула вперед, фармакология поднялась на невиданную высоту, короче, сегодня людям уже ничего не грозит. После его молодцеватой речи, произнесенной с твердой убежденностью, создавалось впечатление, что люди больше не умирают, а насморк уже не лечат, как прежде, семь дней, а всего-навсего неделю. Подбирая эвфемизмы, городской глава умудрился ни разу не произнести слова «сомнамбулизм», рассчитывая на то, что все и так знают, о чем идет речь. Подкрепляя свое выступление энергичными жестами, он сместил акцент с серьезности заболевания на посеянную им панику, которая может оказаться в тысячу раз страшнее. «Главное, не поддаваться панике! — вбивал он в сознание слушателей, выражая надежду, да что там, просто-таки уверенность, что закаленные северяне с их железным характером легко справятся с возникшей ситуацией. — Главное, не поддаваться панике!» Далее он туманно намекнул на принятие необходимых мер, слегка раскрыв карты, заверил, что уже обо всем позаботился, постаравшись минимально стеснить обычных граждан. Да, он признает, что предвидятся некоторые неудобства, без которых, увы, не обойтись, но они коснутся далеко не всех, а лишь немногочисленной группы лиц. И он просит тех, кого они затронут, а главное, их родственников, отнестись с пониманием. Под конец он как мэр и просто как один из горожан, ответственный за общее будущее, гарантировал, что все пройдет хорошо. Он так и сказал: «хорошо», под занавес поздравив всех с наступлением лета. Дата его выступления была выбрана не случайно, в последний день весны стосковавшиеся по летнему солнцу северяне пребывали в приподнятом настроении. Как-никак приближался полярный день, а это всегда было праздником.

Вся работа легла на плечи дюжины крепких парней в черной форме. Они составляли городскую полицию, и на другой день под руководством своего начальника-майора, толстяка с красным одутловатым лицом, брали по списку, составленному врачом, зараженных сомнамбулизмом. Нет-нет, это не было арестом, и речь, конечно, не шла о тюрьме, боже мой, конечно, нет, это даже и принудительным лечением назвать было нельзя, потому что никакого лечения не предвиделось. Лунатиков просто отвозили в пустевшие лачуги рыбацкого поселка. Случилось все так, как и предлагал мордатый ночной сторож. Он же был единственным, кто оказал сопротивление, бросившись на майора с кулаками. Но его быстро скрутили. Две полицейские машины со встроенным внутри решетчатым отсеком с раннего утра сновали по городу и, ссылаясь на вчерашнее обращение мэра, вытаскивали сомнамбул из постели. Толпившимся вокруг родственникам полицейские объясняли, что у них приказ, и с наигранной улыбкой, прилипшей к их скуластым лицам, повторяли слова городского главы: «Все будет хорошо». Некоторые полицейские, давно знавшие семьи зараженных, извинялись за вынужденное вторжение. «Не волнуйтесь, — успокаивая родню, смущенно кивали они в сторону больных, — под наблюдением врача им там будет лучше». Родственники плакали, но согласно качали головой. Нечего и говорить, они проявили сознательность, эти родственники. Взрослые дети провожали родителей до машины, помогая забраться, поддерживали их, в то время как полицейские, скрежеща ключом, словно отмычкой, открывали решетку внутри. Потом дверь оглушительно захлопывалась, а дети все не уходили, вдыхая медленно плывшие на холоде выхлопные газы, смотрели вслед, пока автомобиль не скрывался за поворотом. Чету Варгиных, Второго и Третьего, повезли вместе на одной машине. Они нежно обнялись на жестком сиденье и ни разу не обернулись на детей. Такое невнимание, говорившее, возможно, об отсутствии любви, дети объяснили слабоумием, которое развивал лунатизм. Дверь к Первому пришлось ломать, его вытащили под руки пьяного и сонного, отволокли по снегу, оставляя две борозды от сапог, в которых он спал, и бросили на заднее сиденье, где с мрачной ухмылкой уже спал мордатый сторож. Заселяли больных как попало, по трое-четверо в домик. Больше те не вмещали. Со стороны все выглядело как заезд в коттеджный пансионат на берегу моря. Только срочно вызванная бригада плотников, вбивая колья в мерзлую землю, зачем-то возводила вокруг высокий забор. К вечеру он был готов, глухой, с плотно подогнанными досками, а в его единственных воротах разместился контрольно-пропускной пункт. Вся операция была проведена по-военному быстро и слаженно. Как и обещал городской глава, обошлось без возмущений, все прошло на редкость спокойно. Горожане осознали необходимость совершенного.