Время собирать камни - [4]

— Разрешите, товарищ генерал? — Он повернулся к немцу: — Сколько объектов заминировала ваша команда?

Не ожидая перевода, Онезорг ответил по-русски:

— Восемь… Большие фугасы.

— Какой характер взрывных устройств?

— Химические взрыватели, инерционные… — Это Онезорг говорил уже по-немецки. — Магнитные… Все мины ставились на неизвлекаемость. В двух случаях дублировались минами-сюрпризами, которые должны взорвать основной заряд. Взрывные устройства нестандартные, конструкции капитана Шнайдера.

Дивизионный инженер только головой покачал. Со своего места встал майор-особист:

— Разрешите, товарищ генерал? Этого капитана Шнайдера мы как раз разыскиваем. По другим делам. Им занимается старший лейтенант Кудин.

— Вызовите Кудина, — велел генерал и повернулся к Онезоргу: — Вы же прекрасно понимали, что от ваших мин погибнут ни в чем не повинные люди — женщины, дети, может быть… Как у вас рука поднялась?

Глядя в пол, Онезорг ответил:

— Я выполнял приказ. Если бы я отказался…

— Но ты ж мог саботировать! — раздраженно перебил генерал. — Разъединить какой-нибудь проводок. Хотя бы предупредить кого-то из местных. Ты ведь говоришь по-русски!

Онезорг поднял на него глаза:

— Мог… Наверно, мог… Но как бы вам объяснить? На войне человек не ведет себя по-человечески.

— Смотря какой человек, — буркнул комендант.

А Онезорг продолжал:

— Это было как психическая болезнь, как припадок буйства. А теперь я очнулся. Теперь мне стыдно и страшно.

— А вы понимаете, что мы вас можем судить как военного преступника? — спросил молчавший до этого полковник.

Со всех сторон на немца смотрели глаза русских офицеров — жесткие, враждебные, испытующие. Онезорг вытер пот со лба.

— Да. Это я понимаю. Я об этом думал, когда шел сюда.

Приоткрылась дверь. — Товарищ генерал, по вашему вызову прибыл! — На пороге стоял старший лейтенант, тот самый, что отчитывал солдата, стрелявшего в Онезорга. Увидев немца, он даже забыл о субординации. — Поймали все-таки?!

— Он сам пришел, — объяснил комендант.

А особист сразу заинтересовался:

— Ты откуда его знаешь, Кудин?

— Мы дожидались Шнайдера на квартире, товарищ майор, а этот поднимался по лестнице, но до площадки не дошел. Видно, что-то заметил, побежал вниз и скрылся.

— Почему побежали? — резко спросил генерал.

Онезорг развел руками:

— Не могу объяснить. Почувствовал засаду, и ноги сами побежали.

— А как почувствовал? По какому признаку? — допытывался особист.

— Запах русского табака. Махорки.

Генерал хмыкнул, а особист свирепо поглядел на старшего лейтенанта:

— Хорошо ты, Кудин, выполняешь инструкцию! Ладно, потом потолкуем. Что со Шнайдером?

— Вторую неделю не приходит, товарищ майор.

— Наверно, смылся, — нахмурился майор. — А вы, Онезорг, зачем ходили к Шнайдеру? Какие у вас с ним дела?

— Хотел просить у него схемы и формуляры минирования.

— Так у вас что, никаких документов? — Генерал даже привстал с места. — Я полагал, вы нам передадите конкретные сведения. А что же получается? Покаяться пришел, облегчить совесть?

— Вы меня не поняли, господин генерал, — сказал Онезорг дрогнувшим от обиды голосом. — Я пришел просить, чтобы меня послали в Россию. Я хочу сам, своими руками, обезвредить мины. По памяти. У меня очень хорошая память.

Наступило молчание. Комендант переводил глаза с Онезорга на генерала. А тот после долгой паузы сказал:

— Отведите его куда-нибудь и пускай посидит, подождет. Под охраной, раз он бегать любит. А мы тут обсудим.

Комнатка с зарешеченным окном — наверно, бывшая кладовка — служила в комендатуре гауптвахтой. В комнатке стояли две железные кровати и тумбочка. На одной из кроватей сидел в мрачном раздумье офицер лет тридцати. Дверь открылась, и дежурный по гауптвахте ввел Онезорга.

Увидев серый немецкий мундир, офицер вскочил на ноги:

— Это еще что?

— Посидит с вами, товарищ капитан, — дружелюбно улыбнулся дежурный. — Временно.

— Ну нет! С фашистом я сидеть не буду! Убирай его отсюда; куда хочешь.

— Товарищ капитан, зря вы лезете в бутылку. Это генерал-майор приказал.

Дежурный хотел закрыть дверь, но капитан, схватив Онезорга одной рукой за шиворот, а другой за штаны, выкинул его в коридор с такой яростью, что немец стукнулся о стенку. А фуражка его слетела с головы и осталась в комнатке. Капитан с наслаждением наступил на нее, как будто давил огромное и вредное насекомое, и как панцирь насекомого с хрустом раскололся под сапогом лакированный козырек. Только тогда капитан пинком выкинул фуражку в коридор.

— Плохо себя ведете, товарищ капитан! — обиделся дежурный. — Я доложу!

— Иди докладывай! Беги на полусогнутых! А гестаповцев мне не надо! Я советский офицер, знаю свои права. Имей в виду, сержант: сунешь его ко мне — удушу, а тебе отвечать!

Расстроенно крякнув, сержант запер дверь гауптвахты и показал Онезоргу на скамейку в коридоре:

— Ладно, посиди пока тут. — И, боясь, что его не поймут, перешел на немецкий язык: — Фриц! Зиц!

Онезорг поднял с пола свою искалеченную фуражку и послушно сел туда, куда ему велел сержант.

В кабинете коменданта продолжалось обсуждение проблемы.

— Это ведь может оказаться и провокацией, — говорил майор-особист. — Вы, товарищи, прекрасно знаете, какими изощренными методами пользуются иностранные разведки. Может, этот Онезорг имеет задание: проникнуть на территорию Союза, проехать по определенному маршруту и наладить контакты с Оставленной агентурой.