Время собирать камни - [2]

Он двинулся вниз по лестнице, а женщина, уже без надежды, шептала ему вслед:

— Может быть, ты не хочешь из-за Труди? Но ты же видел, какой она тихий ребенок. Ни разу не заплакала… И ночью не кричит, дает спать до утра…

Опять Онезорг шел по улице, поглядывая на номера домов. Посреди мостовой стояла армейская полевая кухня и два советских солдата раздавали немцам пищу — по черпаку супа и по ломтю черного хлеба. Голодная, но чинная очередь двигалась быстро. В руках у немцев были кастрюльки, миски, но чаще — фаянсовые или фарфоровые супницы из сервизов. Онезорг потянул носом, посмотрел заинтересованно, но задерживаться не стал.

Ои нашел нужный дом и, войдя в подъезд, стал подниматься по лестнице. До площадки третьего этажа оставалось четыре ступеньки, когда Онезорг вдруг остановился. Замерев на месте, он прислушался к чему-то, потом повернулся и быстро, чуть не бегом, стал спускаться вниз.

Дверь квартиры на третьем этаже с шумом распахнулась, на площадку выскочил солдат с автоматом.

— Стой! — закричал он по-русски. — Стой, стрелять буду!

Онезорг помчался вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Загрохотала автоматная очередь — невыносимо громкая в колодце лестничного пролета. Со звоном посыпались разноцветные осколки: это разлетелся витраж в полукруглом окне над первой площадкой. Но немец уже успел выскочить на улицу. Низко пригнувшись, он побежал вдоль домов и нырнул в проходной двор.

На лестничной площадке старший лейтенант выговаривал солдату:

— Ты зачем стрелял? Шибко нервный?

— Так он побежал, — оправдывался солдат.

— Это ж не тот. Тот длинный, хромой.

— А пускай не бегает!

И снова Онезорг стоял перед чужой дверью. Он осторожно постучался, но никто не открыл. Тогда он постучал громче. Изнутри послышалось:

— Заходите! Открыто,

Онезорг толкнул дверь, прошел через неприбранную прихожую и зашел в комнату, освещенную керосиновой лампой. Лампа была старинная, с красивым зеленым абажуром. И вся комната была заставлена старинной дубовой мебелью. В кресле с высокой спинкой сидел молодой человек в таком же, как у Онезорга, офицерском мундире.

— Руди! — обрадовался он вошедшему, но не встал навстречу. — Возьми стул, садись.

Гость садиться не стал.

— К тебе никто не приходил? Я имею в виду русских.

— Нет…

— А у Шнайдера на квартире засада. Я еле убежал.

— Зачем тебя понесло к этой скотине? — нахмурился человек в кресле.

— Хотел попросить у него чертежи, схемы…

— Да на что они тебе?

Онезорг помотал головой, вытер пот со лба.

— Извини. Я волнуюсь и не с того конца начал. Дело в том, что я решил все рассказать русским — про Шнайдера, про нашу работу… Вернее, почти решил. А теперь не знаю, как быть. Ведь если они хотят арестовать его, так значит, и меня могут? А, плевать! Все равно пойду. Меня это давно грызет, еще с того времени. А теперь просто спать не могу. Лежу и думаю, думаю… А если засну, мне снятся взрывы.

— Время бросать камни и время собирать камни, — пробормотал сидящий б кресле.

— Что?

— Нет, это я так… Руди, ты правильно решил. И ничего они тебе не сделают. Наоборот, спасибо должны сказать.

— Так давай пойдем вместе? — обрадовался Онезорг.

Молодой человек невесело улыбнулся:

— Я бы пошел, честное слово… Если бы мог ходить. Помнишь, в ту ночь, в подвале, солдат меня стукнул прикладом по спине?

— Нет, не помню.

— Стукнул. Тогда я и внимания не обратил, а теперь отказали ноги. Никуда не гожусь, даже встать не могу.

— А я и не знал, — огорчился Онезорг. — Слушай, Вилли, а кто за тобой ухаживает?

— Хозяйка. Хорошая старуха.

— Ужасно, ужасно, — пробормотал гость. — Но может, еще пройдет?

— Может, пройдет, — не стал спорить хозяин. — Руди, у тебя нет чего-нибудь поесть? Хлеба?

— Ничего нету… Хочешь, я тебе денег дам?

— Деньги у меня у самого есть.

Когда за Онезоргом закрылась дверь, Вилли вздохнул и раскрыл лежавшую у него на коленях книгу — толстую, в кожаном переплете и с медными уголками. Полистав страницы, он начал читать вполголоса:

— Всему свое время и время всякой вещи под небом. Время разрушать и время строить. Время разбрасывать камни и время собирать камни. Время войне и время миру…

Возле лютеранской кирхи — бездействующей, потому что в нее угодила авиабомба, — функционировала маленькая толкучка. Спекулянты, в основном подростки, предлагали прохожим сигареты, кусочки сахара, чашечки эрзац-кофе. Сюда пришел и Рудольф Онезорг. Но его не интересовали ни торговцы, ни их соблазнительный товар. Ни на кого не глядя, он прошел в церковь.

К его неудовольствию там не было пусто: мальчишки-спекулянты устроили себе в кирхе что-то вроде штаб-квартиры. Расположившись кто на полу, кто на скамьях, малолетние деятели черного рынка делили выручку, готовили к продаже очередные партии товара, пищали, ссорились, ругались, не обращая никакого внимания па вошедшего. Они были похожи на осмелевших от голода крыс, которых не пугает даже появление человека.

Кто-то резал на кусочки толстый американский шоколад, кто-то проделывал ту же операцию с мылом, а двое, растянув на полу парашют, кроили из шелка носовые платки.

Заморыш лет восьми подошел к Онезоргу и предложил папиросу «Беломор» с привязанной к ней спичкой: