Время смеется последним - [24]

— Кронос умер? — спрашивает Рольф без всякого выражения.

— Нет, что ты, нет, конечно, — отвечает Минди.

— А почему он не движется?

— Львица же на него навалилась, видишь? Сейчас ее оттащат, и выяснится, что с ним все в порядке.

— У нее пасть в крови, — говорит Чарли.

— Это зебра… Помнишь, она ведь ела зебру. — Минди держится из последних сил. Надо, чтобы зубы не стучали, чтобы дети не догадались, как ей страшно, потому что в случившемся — что бы там ни случилось — виновата она.

Они ждут, отрезанные от всех; над джипом пульсирует блеклое марево. Старушка кладет узловатую руку ей на плечо, и глаза Минди вдруг наполняются слезами.

— Все будет хорошо, — тихо говорит Милдред. — Вот увидите.

Вечером после ужина, когда вся группа собирается в тесном баре маленькой гостиницы, оказывается, что каждый обрел что-то ценное для себя. Кронос одержал бесспорную победу над приятелем-гитаристом и обеими подружками — ценой тридцати двух швов на левой щеке, которые, впрочем, тоже можно считать ценным приобретением (он, в конце концов, рок-звезда) и нескольких огромных таблеток антибиотика, прописанных доктором-англичанином с набрякшими веками и пивным дыханием, — этого доктора, своего старого друга, Альберт отыскал в шлакоблочном городке примерно в часе езды от львов.

Альберт обрел статус героя, хотя внешне в нем ничего не изменилось: глотает бурбон и отделывается от осаждающих его финикийцев односложными ответами. Никто еще не задал ему самых главных вопросов: Какого рожна тебя вообще понесло в буш? Зачем было подъезжать к прайду вплотную? Почему ты не остановил Кроноса, когда он полез из джипа? Но Альберт знает, что Рамзи, его босс, еще задаст ему все эти вопросы и что, скорее всего, дело кончится увольнением. Это будет еще одно поражение в его жизни, вызванное, как не преминула бы заметить его мать (живущая по-прежнему в Майнхеде), его «страстью к саморазрушению».

Каждый из участников сафари обрел историю, которую можно будет рассказывать и пересказывать до конца жизни. Из-за этой истории годы спустя некоторые, не удержавшись от соблазна «узнать, что стало с таким-то», примутся разыскивать друг друга через гугл и фейсбук, а некоторые из этих некоторых и впрямь встретятся, чтобы предаваться воспоминаниям и изумляться внешним переменам друг в друге, — правда, воспоминаний и изумления хватит лишь на несколько минут. Дин, который так и не прославится вплоть до того момента, когда ему, уже немолодому актеру с животиком, предложат роль говорливого слесаря-сантехника в популярном ситкоме, — пригласит на чашечку кофе Луизу (на данный момент толстощекую двенадцатилетнюю финикийку), точнее, она сама разыщет его через гугл после развода с мужем. За кофе последует неожиданно волнующее романтическое свидание в маленькой гостинице неподалеку от Сан-Висенте, потом они проведут вместе выходные в гольф-клубе в Палм-Спрингс и наконец отправятся к алтарю в сопровождении четверых взрослых детей Дина и трех Луизиных подростков. Но это воссоединение останется все же исключением, подтверждающим правило, а в основном все подобные встречи будут заканчиваться одинаково: выяснится, что если тридцать пять лет назад люди проехались по саванне в одном джипе, это еще не значит, что у них много общего, — и все расстанутся, недоумевая про себя, на что же, собственно, они надеялись.

Пассажиры из джипа Альберта обрели статус очевидцев: все желают знать, что они видели, слышали и чувствовали. Табун детей — Рольф, Чарли, двое восьмилетних близнецов из Финикса и толстощекая двенадцатилетняя Луиза — грохочет по решетчатым мосткам в засидку у водопоя. Засидка — это такая деревянная будка, в которой можно сидеть на лавках и смотреть из укрытия через длинную узкую щель на то, как звери пьют. Внутри темно. Дети тут же кидаются к смотровой щели, но у водопоя никого нет.

— А вы честно видели львицу? — недоверчиво спрашивает Луиза.

— Там их было две, — говорит Рольф. — И еще лев и трое львят…

— Она имеет в виду ту, которую застрелили, — перебивает брата Чарли. — Конечно видели. До нее же было два шага.

— Пять, — поправляет ее Рольф.

— Два, пять, какая разница! — морщится Чарли. — Все равно мы все видели.

Рольфу противны эти бесконечные вопросы, задаваемые с замиранием и с придыханием, и то, с каким удовольствием Чарли на них отвечает. И еще его беспокоит одна мысль.

— Я вот думаю, — говорит он, — а что будет со львятами? Они же ели вместе с той львицей — ну, которую застрелили… Наверное, это была их мама?

— Необязательно, — говорит Чарли.

— Ну а если?

— Тогда, может, папа о них позаботится, — не очень уверенно говорит Чарли.

Остальные дети сосредоточенно молчат, обдумывают услышанное.

— У львов принято выращивать детенышей совместно, — доносится голос из другого конца будки. Милдред с Фионой то ли только что вошли, то ли сидели тут с самого начала — двух старушек легко не заметить.

— Прайд позаботится о своих львятах, — говорит Фиона. — Даже если это была их мать.

— А может, и не мать, — добавляет Чарли.

— Может, и не мать, — соглашается Милдред. Она тоже была в джипе, но детям не приходит в голову ее ни о чем расспрашивать.