Время Шамбалы - [35]
В конце лета (или осенью) 1923 г. А. В. Барченко неожиданно поселился в монашеском общежитии при буддийском храме в Старой Деревне. (С конца 1922 по 1936 гг. храм вместе с прилегающими к нему постройками являлся резиденцией Тибетской и Монгольской миссий, учрежденных А. Доржиевым под эгидой НКИД.) Проживание бок о бок с ламами — членами «желтошапочного» братства Гелуг, несомненно, обогатило А. В. Барченко ценным духовным опытом и, возможно, послужило дополнительным стимулом к созданию ЕТБ. В то же время благодаря ламам А. В. Барченко смог непосредственно познакомиться с основами универсальной буддийской науки Дуйнхор.
По иронии судьбы, неформальное и, следовательно, нигде не зарегистрированное «трудовое братство» А. В. Барченко возникло в тот самый год, когда в Петрограде навсегда прекратило свое существование Российское Теософическое Общество, именовавшееся «Всемирным Братством». На обстоятельствах его ликвидации хотелось бы остановиться чуть подробнее, поскольку они дают представление о методах борьбы большевиков с идеологическими оппонентами.
Итак, РТО было взято на учет властями в числе других общественных организаций, впервые 9 декабря 1919 г., когда оно и получило свое новое название[153]. О какой-либо активной деятельности питерских теософов в послереволюционные годы, разумеется, едва ли можно говорить. Первый конфликт Общества с новым режимом произошел в январе 1921 г., когда Петрочека попыталась выселить Всемирное Братство из его штаб-квартиры, фактически принадлежавшей А. А. Каменской (кв. 24 по ул. Марата 66/22). Довольно неожиданно в защиту РТО тогда выступила Главнаука в лице своего петроградского уполномоченного, либерально настроенного М. П. Кристи. 15 февраля 1921 г. М. П. Кристи выдал Обществу удостоверение, гласившее, что оно зарегистрировано в числе «ученых обществ», подведомственных Петроградскому Акцентру[154]. В результате власти были вынуждены оставить РТО в покое — по крайней мере на время. Однако уже осенью 1921 г. — вскоре после отъезда А. А. Каменской — отдел недвижимого имущества Совета Петрогубкомхоза начал еще более настойчиво добиваться выселения РТО на том основании, что оно «в течение двух лет не проявляет никакой деятельности, оставляет занимаемое мебелью и книгами помещение абсолютно без всякого присмотра и не принимает мер к поддержанию его в порядочном и благоустроенном виде»[155]. В этой ситуации, пытаясь реанимировать Общество, его новое правление приняло решение об устройстве в начале декабря «открытого собрания», при этом планировалось, что один из членов РТО, А. В. Королькова, выступит на нем с докладом о сущности теософии. Однако для проведения такого «мероприятия» требовалась санкция властей — лекционного подотдела Губоно. Чиновники же этого учреждения на просьбу теософов ответили отказом, мотивируя свое решение «необходимостью борьбы с религиозными предрассудками». Таким образом, губкомхозовцы одержали важную победу и в январе 1922 г. РТО пришлось перебраться на другую квартиру (3-я Рождественская, 7, кв. 12).
Столь же неуспешными оказались и попытки перерегистрации общества в соответствии с новым советским законодательством в 1922 г. Камнем преткновения на этот раз стал устав РТО, вызвавший серьезные возражения Губполитпросвета (одной из структур Губоно), опять-таки по идеологическим соображениям. В отзыве этого учреждения от 27 декабря 1922 г., в частности, говорилось: «Губполитпросвет, ознакомившись с уставом Т. О. (и на основании общего знакомства с его предшествующей деятельностью), высказывается за отклонение его регистрации, т. к. его работа находится в полном противоречии с идеями, положенными в основу политпросвет. работы»[156]. А вскоре после этого — всего лишь через месяц с небольшим (9 февраля 1923 г.) — местная администрация приняла решение о закрытии «Всемирного Братства»[157].
11. Учителя
«Встречи с замечательными людьми» (Meetings with remarkable men) — так Г. И. Гурджиев озаглавил книгу своих воспоминаний, в которой рассказывает о людях, оказавших на него наибольшее влияние в годы духовного становления, по сути таких же, как и он, «искателях Истины». Подобные встречи были, конечно же, и у нашего героя. В 1923–1924 гг. судьба свела А. В. Барченко с несколькими «замечательными людьми», общение с которыми значительно расширило его представления о традиции эзотерических знаний и обогатило рядом свежих идей. Это были прежде всего бывший ученик Г. И. Гурджиева, уже упоминавшийся ранее П. С. Шандаровский, монгол Хаян (Хиян) Хирва и тибетец Нага Навен — «восточные ученые», как их называет сам А. В. Барченко, и, наконец, странник-юродивый из Юрьевца Михаил Круглов. О них и пойдет речь в этой главе.
Петр Сергеевич Шандаровский (р. 1887) был хорошо известен до революции в оккультистских кругах Северной столицы. Сын военного сановника — его отец С. П. Шандаровский занимал в начале 1900-х пост уездного воинского начальника в Могилевской губернии, — он окончил юридический факультет Петербургского университета. В предреволюционные годы служил по Военному ведомству (был кодировщиком в кодировальном отделе), однако свое истинное призвание видел в занятиях наукой и искусством. После революции П. С. Шандаровский читал лекции и работал художником-оформителем. (Во время ареста в 1927 г. на вопрос следователя о профессии он ответил: «художник — научный работник».) Предметом научных интересов П. С. Шандаровского являлась идеография, точнее, международное идеографическое письмо. Со своими исследованиями в этой области П. С. Шандаровский, по собственному признанию, познакомил А. В. Луначарского, который затем направил его в Музейный отдел Наркомпроса. Там П. С. Шандаровскому посоветовали обратиться к кому-нибудь из специалистов Эрмитажа, что он и сделал
