Время шаманов - [76]

Три ночи просил Николай духов открыть ему тайную дорогу к Источнику Времен, три ночи пел он просительные заклинания грозные, страшные. Пел он духам, что если не откроют они ему тайной дороги, то изведет демон тунгусов и никто в этой части тайги не будет духам служить, песни им петь и жертвы приносить. Испугались духи песни такой, призадумались и на четвертую ночь велели шаману съесть грибы для грез и мечтаний. А на пятую ночь вынули они глаза у шамана и пронесли их над тайными тропами к Источнику Времён и велели глазам запомнить эту дорогу и никому не рассказывать. Долго добирался Николай к заветному озеру, много сил потерял, много ран получил. Упал он и решил, что сочтена сэвэками его дорога по этому миру. Лежит, слушает лес, но ни птичьей песни, ни крика звериного кругом. Как вымерло все. И принял шаман этот знак тишины необычайной, пополз из последних сил, и открылось ему ровное чёрное озеро. Увидел Николай Источник Времён.

Разыскал у берега лодчонку ветхую, уселся в неё и только хотел за весло взяться, как лодка сама его на центр озера повезла, выплыла и остановилась. Все как надо сделал Николай: спел заклинание духам перемен, веслом по воде ударил и спросил у Источника Вермён: «Что будет со всеми кто дорог мне?»

Забурлила чёрная вода, засвистела скоростью летящего времени и отдала ему картины будущего видениями на глади озёрной.

Смотрел шаман во все глаза и всё, что хотел, узнал. От знания такого закричал он голосом раненного зверя, упал на дно лодочки, зарыдал горько-горько, стал просить у Источника Времён, что бы вода поглотила его и дала вечный покой.

Не согласилось озеро, и дух перемен сказал шаману слова заветные, слова пророчества.

Поплыла лодка к берегу, повезла шамана на стойбище. Далеко тот берег оказался, оторвался он от озера и стал берегом реки, на котором ждали шамана тунгусы. Причалила лодка у стойбища, подбежали к ней люди, смотрят, а там их шаман спит. Взяли его на руки и на шкуры отнесли, а лодка повернула против течения и к себе на озеро уплыла.

Три дня спал шаман, а когда проснулся, снова собрались вокруг него старейшины родов и спрашивают:

─ Что показал тебе Источник Времён? Скажи!

Ответил им Николай словами духа перемен:

─ Рано еще. Всё созреть должно. Не пришло время стрелять охотнику в того зверя, который бежит днем под солнцем, а ночью под луной. Не подобрался он еще к краю своей дороги!

Больше ничего шаман старейшинам не сказал.

Пошли они от него в раздумьях над словами такими и в обиде большой.

Летит время. Никому ничего хорошего оно не приносит. Телеграмма из N-ска горем постучала в дверь Сергея Павловича. Погибла в аварии единственная дочь. Не выдержало сердце, не помогли врачи. Пошла его душа искать по иным мирам дочь утерянную.

Снова, как много лет назад, заявился к Илье Монастырёву Николай.

─ Давно не виделись, – говорит, – по делу я.

─ А ты без дела и не ходок, – пригласил Илья Николая, чай заварил, слушать собрался.

─ Ухожу я, Илья, – начал шаман. – Сына твоего забираю, Эрлика. Не вернёмся мы. Воронами наши души в тайгу прилетят. Попрощайся с ним.

─ Не пущу! – кричит Илья. – С кем же мне оставаться! Как жить и для чего?!

─ Внучку верну тебе. Её станешь беречь. И не будет по-другому, так написано на судьбах наших.

─ Не изменился ты в делах, Николай. Всегда вместе и белую, и чёрную вести приносишь.

─ А их по отдельности не бывает. Радость и горе рядом живут. Порой, где одно, а где другое и не различишь. Что одним горе, то другим радость и наоборот. Я духов просил жизнь мою забрать, а они оставили. Горе это или радость?

─ Горькая радость это, – согласился Илья Павлович. – Отчего ж духи тебя так наказали?

─ Воля их такая, что бы внучку Монастырёвскую спасти и бубен священный тунгусам вернуть.

─ Как же ты Лялю мне вернешь?

─ Денег мне дай. Немного. И людей держи в готовности день и ночь. Как позвоню, пусть в N-ск выезжают и ждут меня с ребёнком, где я укажу. Вот и все. А когда позвоню через год ли, два мне и самому неведомо.

─ Обрекаешь меня на ожидание и одиночество.

─ Не скажи. Тебе не скучно и трудно придётся. После смерти брата, многие захотят твое добро отобрать. Готовься к борьбе жестокой. Сбереги ради внучки нажитое. Ну…. Пойду я.

─ Стой! Скажи мне напоследок, Николай, как мне внучку от невзгод уберегать? Известно ли тебе будущее ее? Ответь!

Молчит шаман, глаза опустил, прячет их от ищущего взгляда Ильи Павловича.

─ Молю тебя, скажи! Знаешь же, черт лесной, что-то! Вижу, что знаешь. На колени встану, скажи!

─ Не могу я, Илья. Не могу, – тихо отвечает Николай. – Не зависит ее судьба ни от слов моих, ни от знаний. Будешь её беречь и любить, а там, бог даст, все хорошо сложится.

На следующий день отправился Николай Эрлика по лесозаготовкам искать. Сидит Эрлик в вагончике чернее тучи, любовь свою поминает, водку бутылками пьёт, а она его не берет. Нет у него слёз на глазах, нет тёплой боли – тоски на сердце, только злость и досада ему голову пекут.

Как увидел вошедшего Николая, встать хотел, но только на стуле поёрзал. Весь хмель в ногах осел.

─ Отчего такая честь мне, – спрашивает, – что сам главный Белый Шаман пожаловал? Или жалеть меня собрался, так не нужна мне жалость твоя! А водки налью, если будешь.