Время Рыцаря - [8]

Поскальзываясь на траве, уже блестящей вечерней росой, Альберт спустился еще ниже, к заросшему папоротником основанию крепостной стены, и медленно пошел вдоль нее, разглядывая бойницы. Они были двух видов: узкие, вертикально вытянутые – для лучников, и квадратные – для арбалетчиков. Иные были расположены так низко, что Альберт невольно задумался о глубине подвалов. И не только об этом.

Трудно сказать, о чем думают женщины, глядя на феодальный замок, но любой мужчина невольно просчитывает, как сподручнее такой замок захватить. Он оценивающе осматривает укрепления и бойницы, думает, где лучше начать атаку, куда тащить приставные лестницы и как, наверное, страшно лететь вниз вместе с этой лестницей; прикидывает, сколько надо латников, чтобы овладеть башней, и сколько надо лучников, чтобы ее отстоять; он озабоченно размышляет, есть ли подземные ходы и куда они ведут, можно ли разрушить стены бомбардами и долго ли надо бить тараном в ворота, чтобы те разлетелись. Подойдя ближе, он подозрительно вглядывается в бойницы, словно ожидая, что оттуда вылетит болт – железная арбалетная стрела, пробивающая тяжелые доспехи, а проходя через арку ворот, внимательно разглядывает чернеющие вверху дыры, представляя, как лилась на кого-то кипящая смола. Забравшись же на стену, мужчина начинает думать о том, как такой замок оборонять.

Однако последних владельцев замка, по-видимому, не впечатляли такие ассоциации. Во всяком случае, хоть и сохранилась северная стена, соединяющая башни, но от самих башен остались только массивные основания, заканчивающиеся круглыми площадками. Площадки были окружены парапетами, и на одну из них был выход с кухни. На ней стоял летний стол под большим квадратным зонтом.

Удивил маленький балкон с кованым ограждением, торчащий прямо из стены. Он был сделан явно во время реконструкции в попытке придать обновленному Курсийону элемента изящества. Но выход на него казался прорубленным, а узорная кованая решетка никак не сочеталась с общим суровым видом. Балкон подпирали две каменные головы сатиров, а точнее маски, изображавшие печаль и радость, и та, что была печалью, полностью соответствовала. Но вот та, что была радостью, скалилась настолько злобно, что по спине пробегали мурашки. Выход на балкон, как понял Альберт, был из подвала – ведь замок стоял на крутом склоне.

Обогнув замок, историк неспешно поднялся вдоль восточной стены старого крыла, где местами были расширены бойницы и врезаны окошки, и достиг своей башни, такой же бескомпромиссной, какой она и была восемьсот лет назад. Вообще же, все это строение с его разрушенным прошлым и надстроенным настоящим очень напоминало старого вояку, снявшего боевые доспехи и надевшего кружевной камзол. Красную обветренную шею сдавливает крахмальный воротничок, смуглое, покрытое шрамами лицо припудрено, а выжженные солнцем волосы покрывает белый парик.

В комнате было зябко. Белая рубашка с коротким рукавом чуть взмокла во время обхода, прилипла к спине и теперь холодила, заставляя распрямлять плечи. Альберт ее снял, открыл было чемодан в поисках другой, как вдруг в одночасье потемнело, тусклый рисунок на гобелене совсем погас, исчез глянцевый блеск печки, и ушли во мглу балки над головой. Свежий предгрозовой ветер забился в хлипкое окошко, и Альберт поднял раму. Он постарался максимально высунуться из окна, что было непросто, учитывая толщину стен, и увидел, что последние закатные лучи срезало тучей, и туча эта недоброго лилового цвета.

По обе стороны кровати на стене висели светильники, но ни один не работал, и приготовленный загодя журнал Альберт отложил. В сумраке он разобрал постель, лег и натянул одеяло в сыроватом пододеяльнике до подбородка, словно ища в нем защиты от холода и мрачных мыслей. Комната ему определенно не нравилась, а про зеркало он старался даже не думать. В глубине души оставалась надежда заснуть до окончательной темноты, и Альберт вспомнил о материалах, которые прислал накануне отъезда профессор и которые удалось изучить дорогой. Он давно заметил, что от размышлений о вещах, обязательных для исполнения, глаза закрываются сами собой. А лучше всего представить, что ты разбужен будильником ранним зимним утром под теплым одеялом в холодной спальне, когда еще темно. С такой картиной в голове засыпается особенно хорошо.

А поразмышлять было о чем. Материалы о походе Черного Принца, финалом которого стала битва при Пуатье, могли помочь лишь косвенно. Зато историю рейда англичанина Ноллиса, ветерана Пуатье и Креси, осенью 1370 года оказавшегося со своими людьми в ловушке между Ле-Маном и Туром, следовало изучить подробнее. Ноллис занял почти всю местность и намеревался спокойно перезимовать, грабя округу, когда с севера, от Кана, выступил Дю Геклен со своей освободительной армией. Пожалуй, лучший французский рыцарь своего времени решил застать англичан врасплох. А с юга ему в помощь надвигался французский маршал Сансер, скопивший силы у Шательро. Альберту этот эпизод был интересен прежде всего тем, что в нем присутствовало упоминание о четырех английских гарнизонах, расположенных в местных замках. А некий Роджер Уолш, капитан, имевший в своем распоряжении небольшой отряд человек в сорок, вроде бы стоял гарнизоном в Курсийоне накануне знаменитой битвы при Понвалене, когда основные силы англичан были разбиты тем самым Дю Гекленом. До городка же Понвален отсюда было рукой подать.