Время повзрослеть - [9]
— А вот и он.
Как только я подумала, что горячее уже быть не может, тепло в моей груди стало медленно угасать; тем не менее я уже испытывала значительное облегчение, и Алонзо убрал свои руки.
— Я устала, — выговорила я.
— Еще бы, — ответил он. — У тебя внутри происходит много всякого. Тебе следует чаще проверяться. Я бы занялся этим, но я недешево беру. И я не могу каждый день приезжать из Бронкса. Найди кого-нибудь местного.
Мы обнялись, он забрал кресло с оттоманкой и ушел.
Я наблюдала за ним из окна. Он без проблем нес обе вещи, как если бы они весили легче перышка. Я осознала, что он никогда не нуждался в помощи Шарлотты.
На следующий день я позвонила психотерапевту. Неделю спустя мы встретились. С того момента я хожу к ней постоянно. Прошло восемь лет, я не могу сказать, излечилась ли я полностью и утихла ли хоть немного та боль, которую почувствовал тогда Алонзо. Мне нравится думать, что отек спал и жар угас. Мне хочется верить, что мне стало лучше. Но большую часть времени я не могу разглядеть правду через боль.
Хлоя
Мы с Бароном встретились на барбекю у общей знакомой Деб, которая заранее предложила мне присмотреться к нему.
«Новоиспеченный одиночка, — написала она мне в сообщении. — Прямо свеженький».
«Только что вышел из утробы», — ответила я.
«Успешный, креативный, умный», — добавила она.
«Находка», — написала я в ответ.
«Через год он будет находкой, — выразила она свое мнение. — А сейчас он просто приятное времяпровождение».
«А я недостаточно хороша для находки?» — поинтересовалась я.
Она не отвечала шесть часов.
«Извини, — написала она. — Работа. — Последовала еще одна пауза. — Я ошибочно полагала, что ты не прочь хорошо провести время?»
Очень хотелось поспорить с этим, но я не могла.
Мы с Бароном невероятно долго обсуждали картофельный салат, поскольку Деб приготовила два вида: сливочный и уксусный. Это был глупый, смешной разговор, на самом деле бесполезный, но он смотрел на меня с неприкрытым интересом и желанием. Мои трусики немного увлажнились. У него была бритая голова. Он часто протирал свои очки, и я сказала ему об этом. Он пожал плечами и произнес:
— Не выношу отпечатки пальцев на стеклах.
Я сняла с него очки, подышала на них и вытерла их подолом своей шелковой юбки.
— Как новенькие, — пролепетала я, отдавая их ему.
— Ты очень любезна, — сказал он.
В какой-то момент нашего разговора мы поняли, что обитаем в десяти кварталах друг от друга.
— Удобно, — усмехнулась я.
Деб жила в квартире с садом, здесь постоянно бегали дети, один из них визжал, и я содрогнулась:
— Фу, дети!
— У меня есть дети, — возмутился Барон.
— То, что я не люблю детей, не значит, что ты не можешь мне понравиться.
Я коснулась его руки, одновременно испытав и ощущение провала, и облегчение, ведь если я уже облажалась, терять мне нечего.
Были бы мы нормальные, разошлись бы уже тогда, но вместо этого он подвез меня до дома, припарковался напротив пожарного гидранта, и мы принялись целоваться на переднем сиденье его машины, и я упрямо игнорировала наличие детского кресла сзади. Он оказался агрессивным: язык во рту, в ухе, в горле, он жестко мял мои груди через блузку. Я одновременно сгорала от стыда и испытывала возбуждение. Когда я положила руку ему на член поверх ширинки, он остановился и сказал:
— Ты у меня первая девушка за двенадцать лет, не считая бывшей жены.
— Вау, это слишком для первого свидания, — ответила я.
— Это и не свидание, — возразил он, и я вдруг почувствовала себя осипшей и надломленной.
— О’кей, — сказала я. — С меня хватит.
Я взялась за ручку дверцы, но дала ему несколько секунд, чтобы он успел извиниться, как он и поступил.
— Прости, я не знаю, что делаю. Не знаю, прихожу я или ухожу. Я одновременно переживаю противоположные эмоции. — Он взял мою руку и поцеловал ее. — Ты красивая, — восхитился он. — Ты красивая и сексуальная. Позволь мне пригласить тебя на свидание, и мы все сделаем правильно.
— Как-то это нездорово, — сказала моя коллега Нина в понедельник утром. — Бросай его немедленно.
В среду он прислал мне сообщение и спросил, не хочу ли я поужинать с ним в пятницу вечером. Я ответила, что занята, пытаясь изображать недотрогу, хотя мне это никогда не удавалось. Он сказал, что не сможет увидеться со мной в субботу, потому что планирует провести этот день с дочерью. Я тут же изменила тактику.
«Перенесу свои дела», — написала я.
Мы выбрали ресторан в нашем районе, хотя он был нужен скорее для прикрытия, поскольку мы оба знали, что должно случиться. Вот уже несколько дней мы переписывались о том, что будем вытворять друг с другом. Это ужасно, но это все, в чем я нуждаюсь.
В пятницу я ушла с работы пораньше, чтобы хорошо подготовиться. Я отправилась в «Дин энд ДеЛука»[9] и купила там голубику, потом позволила себе расслабиться и посетила Нью-Йоркский музей современного искусства. Я заплатила двадцать пять долларов, поднялась на верхний этаж и продолжила путь по музею. В конце концов я поймала себя на том, что застряла возле постоянной экспозиции. Люди создавали работы десятилетиями, а здесь были собраны лучшие из них, извлеченные из хранилища, — одно или два на каждого мастера. Мне кажется, лучше создать один шедевр за всю жизнь, чем совсем ничего. Я скучаю по рисованию. Даже по запаху красок. Последние тринадцать лет я искала другой запах, которым могла бы заменить его.
Больше тридцати лет Эди и Ричард Мидлштейны живут в предместье Чикаго, и все это время их брак балансирует на грани развода. С раннего детства Эди считала еду способом не только утолить голод, но и выразить любовь, спастись от одиночества, утешиться в беде. Ни уговоры близких, ни доводы разума не могли убедить ее отказаться от этой слабости. Ричард искренне хотел помочь жене и сохранить семью, но и его терпение оказалось не безграничным. Поняв, что все его попытки тщетны, он вынужден был отступить. Отныне от Эди все отвернулись — даже самые дорогие и близкие люди.
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».