Время платить… - [3]

Томас сбился и замолчал. Сидел, крутил в руках кружку.

— А знаете, меня тут недавно в одном городе за бродяжничество в кутузку упекли было… Правда, разобрались на удивление быстро, выпустили… Так вот, на стене камеры, где я сидел, кто-то написал стихи:

   Я — Франсуа — чему не рад! —

   Увы, ждёт смерть злодея,

   И сколько весит этот зад,

   Узнает скоро шея.

— Вот я бы так не смог… Тем более, возможно перед казнью… Я бы многое, я бы всё, наверное, отдал, лишь бы так…

Томас опять сбился и замолчал уже окончательно.

Пауза затягивалась. Томас не знал, что ещё можно сказать, а паломник просто молчал — смотрел и молчал. Из кружки он больше не отхлёбывал. Может — вино кончилось. А может — он просто услышал то, что ожидал и теперь наблюдал за Томасом и думал. О чём?

— Наверное — или всё?

Глуховатый голос прозвучал резко и абсолютно неожиданно. Томас вздрогнул. Он уже было подумал, что собеседник задремал, слушая его маловразумительную болтовню.

— Наверное — всё…

— Нет, молодой человек. Или — наверное, или — ВСЁ. Середины быть не может.

Томас сглотнул ком, невесть откуда взявшийся в горле и с трудом прошептал:

— Всё.

Собеседник помолчал, обдумывая свои слова.

— Видишь ли, юноша. Я бы мог дать тебе то, чего ты так желаешь. Но я ещё раз хочу спросить, действительно ли ты согласен заплатить ЛЮБУЮ цену? ЛЮБУЮ цену, которую назначу я?

— Да… А какую?

— Нет. Не так. Не всё сразу. Я СЕЙЧАС даю тебе желаемое. Сию минуту. Не сходя с этого места. А цену назову — когда придёт время. Тогда и рассчитаешься. Таково моё условие.

— Но как же…

— А вот так же. Ты сказал, что готов заплатить ЛЮБУЮ цену. Так какая разница — когда и где?

— Да. Я согласен. Что надо подписывать?

— Да ничего не надо подписывать. Совершенно ничего. Мне достаточно одного твоего слова.

Томас смог только кивнуть, не поднимая глаз. Паломник долго и внимательно смотрел на него, потом хлопнул рукой по столу:

— Быть тому.

Что-то оборвалось у Томаса внутри, перевернулось, и стало на предназначенное место…

* * *

Долгий день клонился к вечеру.

Свежий ветерок, резвясь, путался в конской гриве и волосах у всадника, не спеша ехавшего по пустынной в этот час дороге. Тот, казалось, не замечал ни игривого ветерка, ни медленно заволакивающих небо туч — лицо его было задумчиво…

Корчма обнаружилась за поворотом, как всегда, неожиданно. Казалось, с каждым годом она всё больше врастала в землю. Всадник соскочил с коня, бросил поводья подбежавшему слуге, вошёл внутрь.

Народу было не слишком много. Как, впрочем, и всегда, когда Томас заезжал сюда. А заезжал он сюда с некоторых пор каждый год, в один и тот же день. Где бы он ни был, чем бы ни занимался — подходило время, и что-то заставляло Томаса бросать всё, садиться на коня и ехать сюда, в эту корчму. И всё повторялось с завидным постоянством. Трое братьев-разбойников, пирующих за столом, стоящим посреди зала, приземистый, кряжистый корчмарь за стойкой, громадная, резная рама без зеркала при входе… Томас всё собирался расспросить корчмаря об этой раме и о том, что случилось с зеркалом, да всё как-то не случалось.

Всё то же, всё те же.

Вот только человека в низко надвинутом капюшоне и с посохом паломника, сидящего в дальнем углу он ни разу больше не видел…

Теперь в том углу садился Томас, заказывал миску жареной свинины, кувшин вина, и сидел допоздна, а потом уходил спать, чтобы на рассвете отправиться обратно.

Корчмарь привычно кивнул Томасу, когда тот вошёл, тот кивнул в ответ. Братья-разбойники не обратили внимания на вошедшего, занятые своими разговорами о том, кто кому и что должен. Томас уселся на привычное место и достал письменные принадлежности. Он даже не заметил, как перед ним появились миска со свининой и кувшин вина. Ветерок навеял тему:

   Вольный странник: гонит пыль,

   Не идёт в людские руки,

   То ли сказку, то ли быль

   Шепчет сбивчиво от скуки,

   То ли песню, то ли стон

   Напевает в чистом поле,

   Вдаль несёт вечерний звон

   С монастырских колоколен,

   Гриву треплет у коня,

   И, теряя даром время,

   Травы в пояс наклоня,

   Всё цепляется за стремя…

Ну вот, подумал Томас, пока можно отложить в таком виде, потом немного подшлифовать — и готово. Он довольно откинулся на спинку скамьи, потянулся, поднял голову и неожиданно встретился взглядом с блеском глаз из-под низко надвинутого капюшона.

Что-то рухнуло — то ли миска на пол, то ли сердце в пятки…

Какое-то время Томас сидел неподвижно, кажется, не дыша, затем резко втянул в лёгкие воздух — и неожиданно успокоился. Всё-таки не один год ждал он этой встречи, ждал — и готовился… Вот только знать бы, к чему… Не один год…

— Двенадцать лет.

— Что? Ах, да. Двенадцать лет.

Некоторое время оба молчали, глядя друг на друга. В корчме наступила полнейшая тишина, даже братьев-разбойников не было слышно.

Томас опустил глаза…

— Тогда, после нашего разговора, я просто не знал, что и думать… И верил и не верил. Сколько ходит историй, и устных, и записанных на бумаге, о таких сделках… О том, как Некто даёт простому человеку всё, что тот ни пожелает — славу, богатство, что там ещё, в обмен на душу. Если другим так везло, то чем хуже я? Мальчишеская глупость, самонадеянность… Ничто не даётся даром, это я понимал и раньше. Потом я понял, что и цена цене — рознь. А я к тому же и цену-то не знал… Правду говорят, неизвестность — хуже смерти.