Время олимпийских рекордов - [21]

— Хорошо, — заявил он.

— Ты знаешь, зачем я пришёл в больницу и почему не могу ни с кем поговорить в интернате, — я посмотрел на него, — есть ещё, что мне нужно сделать?

Он задумался, затягиваясь, а я молча смотрел на него.

— Думаю нет, Немой, — наконец ответил он, — сейчас стало легче. Реально легче. Даже отменили избиение при приёме в интернат новеньких, новые учителя бдят за каждым синяком, а проверки после кипиша приезжали чуть не каждую неделю, сейчас понятное дело до нас опять нет никакого дела, но откровенного п…ца не стало. Мамой своей клянусь.

— У тебя нет матери, — напомнил я ему.

— Ха-ха, — тихо засмеялся он, — так и знал, что ты слышишь все наши разговоры.

— Ну и? Я могу считать, что всё, что я делал, было не зря? — надавил на него я.

— Тёлок больше не возят пачками на аборты Немой, — он внимательно на меня посмотрел, — в больнице новые доктора, смотрящие за каждым нашим чихом, в ж…у больше никого не е…т по ночам, хавка не блевотная. Так что думаю да, тебе можно жить дальше, с остальным, мы со старшаками разберёмся сами.

Я протянул ему руку, которую он без колебания пожал.

— Прощай Заяц.

— Прощай Немой.

Выйдя из больницы, я не оглядываясь пошёл к школе, занятия у Артёма Викторовича скоро заканчивались, и мы собирались с ним и Кондрата Филимонычем пойти посидеть вместе, отпраздновать мои медали, и подарки. Идя по знакомым тропинкам, я с полной отчётливостью стал ощущать, как камень, лежащий на моих плечах все эти годы, куда-то внезапно пропал. Стало так легко, что я даже выпрямился и развернул плечи, собирая заинтересованные женские взгляды, поскольку шёл в тоненькой куртке и спортивных штанах.

Вечерние наши посиделки завершились глубоко за полночь и мы с Артёмом Викторовичем, прокрались в его квартиру, чтобы не шуметь. На небольшой кухне мне был положен матрас на пол, и всё застелено свежим постельным бельём. Мыться и чистить зубы было уже поздно, и чтобы не будить его семью, я разделся и лёг спать как есть.

Ночью я проснулся от таких страшных болей сначала в ногах, а затем и во всём теле, что скуля, катался по полу, не зная, что происходит. Кричать не хотелось, чтобы не разбудить приютивших меня людей, так что я до крови искусал свою руку, пока наконец всё не закончилось, словно ничего и не было. Прислушиваясь к своим ощущениям, я не почувствовал чего-то нового, а потому решил доспать то, что ещё оставалось до утра.

Проснулся я оттого, что кто-то близко ко мне гремел железом. Открыв глаза, первое что я увидел, были белые трусики в зелёный горошек, затем длинные ноги с весьма короткой юбкой, а затем и владелицу всего этого добра.

— Лиля? — удивился я, поскольку пионерка явно выросла с того последнего раза, как мы встречались.

Девушка, повернувшись ко мне и увидев, что я не сплю, расстроилась.

— Так и думала, что зря пришла сюда. Ко мне подружки пришли, принесли конфеты, нам захотелось чая. Извини, что разбудила.

— Ничего страшного, — я пошевелился и стал подниматься во весь рост, а она наоборот стала становиться всё ниже и ниже, по мере того как вставал. Внезапно я с удивлением понял, как её щёки заливает краска.

— Ты чего?

— Зайду попозже, — пискнула она и бросилась в коридор.

Почесав живот, я отправился почистить зубы и умыться, затем замотанный в полотенце, явно оставленное для меня, вернулся на кухню, чтобы одеться. Проходя по коридору, я увидел четырёх девушек, которые при виде меня открыли рты, и я конечно же вежливо с ними поздоровался. Одеваясь в старую, пропахшую потом одежду, я собрался отправиться за своими вещами в дом, комнату в котором снимал, завтра я обещал переночевать в доме Кондрата Филимоныча, а уже послезавтра на рейсовом автобусе должен был уехать в Иркутск.

— Лиля, скажешь отцу, что я за вещами? Хорошо? — обратился я к ней перед уходом.

— Конечно, — как-то уж слишком тихо пискнула она в ответ.

До нужного дома было всего десять минут пешком, так что зайдя к себе, я разделся и пошёл в ванную, чтобы потом залезть уже в чистую одежду.

— «Что б…ть? — я обратил внимание на ноги и руки, которые ещё десять минут назад были для меня привычными».

Быстро примерившись к косяку, я понял, что стал чуть выше, ноги тоже чуть удлинились, да и в целом, снова чуть сменился центр тяжести, это я ощущал хорошо, так как постоянно бегая точно знал баланс своего тела. Мускулатура вроде бы визуально не сильно поменялась, но вот качество? Я задумчиво всё ощупал, она стала точно чуть иной.

«Так что происходит? — в голове судорожно стали метаться разные мысли с предположениями — это уже третий раз! Что происходило со мной в первые два и после чего? Сейчас точно было прощание со школой-интернатом и тем чувством, что я выполнил всё, что хотел. Слова Зайца стали последней каплей отпустившими тугую пружину, которая эти годы держала меня в напряжении, и пусть она отпустила меня не до конца, поскольку ещё не закончилась история с Ирой и усыновлением детей, но мне явно стало легче самому и сразу после этого случилось очередное перестроение».

Выбежав голым из ванны, я нашёл обрывок бумаги, карандаш и разделил лист на две части. В первую колонку я записывал то, что делал в школе-интернате, во вторую трансформации тела, которые случились со мной после этого. Получившаяся картинка была очень интересной.