Время новой погоды - [71]

– Я никогда не стану Колпачным Королем, – сказал он печально. – Боюсь, самое большее, на что я способен, – это исполнять обязанности Колпачного Регента.

На следующий день начались собрания, запланированные Спадом для того, чтобы исследовать принципы и возможности просвещенного действия. Мечтатели подхватили идею Бывшего Президента, рассказывая о своих недавних акциях, Спад стал давать ежедневные уроки ораторского искусства и красноречия, тогда как Биби вел практические занятия по прочищению мозгов с теми, кому это было интересно. По вечерам у них оставалось много времени просто посидеть вместе, познакомиться друг с другом, пообсуждать всевозможные идеи. У этих разных групп оказалось много общего. Гравитатор и Арни – Король Канатоходцев вскоре стали неразлучными друзьями и большую часть времени проводили на верхотуре – на крыше – или поправляя ветряную мельницу, причем речи Арни лились ручьем, ведь его Синдром Избыточной Говорливости так никогда и не получил должного лечения. Ронда и Спад тоже много времени проводили вместе, обмениваясь друг с другом заметками об излюбленных методах своих письменных и устных выступлений. Гермафродитти, Присцилла-Предсказательница и Дестини полюбили играть в бридж, хотя Дестини, к великому раздражению Присциллы, всегда выигрывала. А Бинго и Бадди нашли массу общих тем для разговора, делясь опытом участия в азартных играх.

«Да это прямо как в старые времена!» – думал Биби, глядя на кипящее новой жизнью Колпачное Ранчо. И хотя он все еще испытывал некоторую тревогу по поводу собственной роли в качестве духовного вождя этого странного сообщества, он чувствовал, что все больше успокаивается, по мере того как в нем укрепляется уверенность, что он вовсе не должен походить на своего дядюшку Отто или на какого бы то ни было Колпачного Короля: он просто должен оставаться самим собой.

Тем временем, однако, встречи за круглым столом, где обсуждалось то, как следует оппозиционерам далее действовать против «Корпорации Америка», порождали все больше недовольства и раскола среди Мечтателей, чьи раны еще не зажили после гибели Баттерфляй и Алефа.

– Нам следует быть более воинственными, – настаивал Родриго, шагая взад и вперед по вестибюлю Большого Дома в окружении колесных колпаков. – Противная сторона не гнушается идти на насилие. Нам надо…

– Противной стороны не существует, – возражала Ронда. – Мы должны оставаться абсолютно, стопроцентно ненасильственной организацией. Это единственный путь. Мы должны оставаться верными своим идеалам, а не опускаться до…

Разъяренный Родриго резко ее перебил:

– Вношу предложение! Надо немедленно изменить теперешнее название нашей организации на «Армию Общенародного Освобождения Очнитесь От Американской Мечты»!

«АООООАМ? Ужасно неудачный акроним, – подумал Бадди. – Какой-то саркастический акроним на самом деле».

С каждым днем Родриго становился все более напряженным и агрессивным, словно слишком туго заведенные часы. Он постоянно высказывался в пользу все более радикальных идей, которым все остальные стойко сопротивлялись. Он хотел, например, чтобы Мечтатели попрятались в гробы во время воинских похорон и выскочили оттуда в самом разгаре церемонии. Его идеи, хотя и творческие по-своему, вызывали постоянные возражения у Ронды и остальных Мечтателей, решительно накладывавших на них вето, так как никто не желал вызвать враждебность большинства сторонников группы.

– В чем наша миссия? – спросил Висенте. – Нам следует четко это понимать и этого держаться. Мы хотим пробудить воображение сограждан, заставить их думать.

– Мы хотим заставить их очнуться от трижды проклятой американской мечты, – откликнулся Родриго. – Совершенно и окончательно очнуться. Вот в чем наша миссия. Мне осточертело все это ненасильственное дерьмо, дружище. Пора все это перетряхнуть.

Родриго, думал Бадди, вероятно, самый непацифистский пацифист, какого ему приходилось в жизни встречать.

Такие беседы длились целыми днями, кружа, словно самолеты над аэродромом, в бесконечном ожидании момента, когда им представится возможность приземлиться.

Отчаяние Висенте было ощутимо и неослабно. Родриго попирал землю в почти неистощимой ярости. Ронду мучили приступы уныния – тогда она смотрела в окно на то, что происходило снаружи, и ни с кем не разговаривала.

Даже природная способность Эдди всему удивляться, казалось, ослабела.

– Знаешь, – признался он, – с тех пор как не стало Баттерфляй, я иногда наступаю на собачье дерьмо… и оказывается, что это всего лишь собачье дерьмо!

Однажды, после очередного нескончаемого раунда не приводящих к согласию встреч, Эдди откинулся на спинку стула и вздохнул.

– А знаешь, чего бы я по-настоящему хотел прямо сейчас? – обратился он к Бадди. – Здоровенную тарелку солсберийского стейка с кукурузой в белом соусе и, может быть, несколькими ломтиками ветчины со специями и сыром «Велвита»,[41] а на десерт… желе из лайма с зефиром!

Минут через сорок пять Бадди стал свидетелем одного из самых трогательных актов истинного сочувствия, какие ему когда-либо доводилось видеть. Дестини, сидевшая за спиной Эдди и слышавшая его признание, незаметно вышла из комнаты, а через некоторое время возвратилась и поднесла онемевшему Королю Чучелства полную тарелку… солсберийского стейка с кукурузой в белом соусе и несколькими ломтиками ветчины со специями и «Велвитой», а на десерт – желе из лайма с зефиром!