Время невысказанных слов - [8]

Марк сбился, потом, заволновавшись, сбился еще раз и с некоторой ненавистью уставился прямо на меня, хотя в ряду нас сидело человек шесть, и я была самой спокойной из них.

Его взгляд, как живой укор, на миг оторвал меня от мрачных мыслей по поводу своих великих проблем — это тоже отдельная история — и заставил по-новому взглянуть на свою прекрасную компанию, которая и не думала угомониться.

Марк продолжил, я же встала и под пристальные взгляды учителей и свистящий шепот своих приятелей, выбралась из зала и закрыла за собой дверь.

С того момента я поняла, что не хочу так больше. Я быстро завязала со своей компанией, — моим временным утешением во все тяжелые моменты — а немного позже поняла, что хочу уехать после школы уехать из города.

Возможно, это были события не связанные друг с другом, город ведь был совсем не при чем, но я захотела большего. И поняла, что Воронеж это «большее» мне дать не может.

А Марк… что ж, Марк тогда все же отыграл спектакль и Смирнитский пригласил его в свою студию, заметив, что играл он хорошо, но трактовка Моора могла бы быть и поувереннее.

Нельзя было Варваре Трубецкой после этих слов влюбленному в театр Марку надеяться, что он будет хорошо к ней относиться. Впрочем, тогда мне было все равно.

Свет фар ослепил меня, и я осознала, что, задумавшись, едва не пошла по проезжей части. Я дошла до светофора и перешла дорогу, в ком-то веки как примерный пешеход.

Впрочем, это была не последняя наша с Марком дружеская встреча. В 11-м классе после Нового года я начала заниматься с репетитором по русскому языку. Каково же было мое удивление в один из дней, когда, придя на занятие, я обнаружила там Марка.

Естественно мы оба успешно сделали вид, что не знаем друг друга («Как, говоришь, тебя зовут?»), хотя по глазам Марка я прочитала самое «положительное» мнение о себе. Он не забыл, ну, разумеется.

И от репетиторши мы выходили тоже вместе. Обгоняя его на лестнице, я быстро сбежала по ступенькам, желая поскорее скрыться от него, и обмерла, когда услышала, что ему нужен тот же автобус, что и мне.

Собираясь мужественно преодолеть высоченные сугробы, я решила пойти пешком.

— По морозу через полгорода? — насмешливо поинтересовался он мне вслед. Приятно было также узнать, что он в курсе где я живу!

— А что, я люблю ходить пешком, — пропищала я.

И тут, и признаться, я никогда этого уже не забуду, этот «мой голос совести» улыбнулся и сказал:

— Ну пошли, что уж с тобой делать! — И пристроился идти рядом со мной.

И наверно эта улыбка, самая невероятная и обаятельная, какую я только встречала в жизни, была виной тому, что мы стали друзьями. В тот день мы нарезали с ним немало километров, но никогда еще мне не было так тепло в мороз. Мы болтали без умолку, спорили, забегали в магазинчики погреться и продолжали спорить, и обменялись телефонами, наверное, специально, чтобы уже не прекращать этот спор.

И именно этот человек, который открыл для меня новую дверь в жизни за захлопнувшейся старой, привел меня в «Молодежную труппу любителей-театралов». В студию Смирнитского. Того самого, что присутствовал на том злополучном спектакле.

Я проспорила желание. Грозовский долго смеялся, но я прекрасно знала, что однажды это произойдет. Расплата.

Он притащил меня на весенний отбор, на котором я должна была не попасть в студию — на мои способности мой новоявленный друг и не рассчитывал, нет — а хотя бы не опозориться.

Впрочем, выступление мое началось как раз с обратного.

Я споткнулась, поднимаясь на сцену, чем уже вызвала смех в зале. Я бросила взгляд туда, но лица Марка не различила, увидела лишь, как он выбросил вверх кулак, показывая, что я отлично начала. Он сидел сразу за тем рядом, где сидел Смирнитский.

Вот его я еще не видела. Он был молод (лет двадцати восьми), с тонким умным лицом, в хрупких, слегка затемненных очках, в рубашке с закатанными рукавами и синем свитере, легко наброшенном на плечи. Уже бросив на него один лишь взгляд, у меня создалось впечатление, что этот человек умнее меня раз в сто, мелкой, посмевшей прийти сюда, чтобы «не опозориться». Я всего лишь одна из многих и, к сожалению, ни капельки пока не интересна ему. А мне вдруг захотелось вызвать у этого человека ну хотя бы любопытство. Что изначально, разумеется, не входило в мои планы.

Я подошла ближе к краю сцены.

— Как вас зовут? — рассеянно поинтересовался он.

— Варвара Трубецкая.

— Отлично, — резюмировал он. — Варвара, почему вы пришли в мою студию?

Я недолго подумала.

— Если честно, я пришла сюда не из-за великой любви к театру, хотя мне нравится сюда приходить, нравится эта атмосфера и особый дух сцены. Я пришла сюда, потому… — я помедлила, боясь реакции, — потому что я проспорила одному человеку. Это было… дело принципа, не игра.

— Хм, интересно и честно, — усмехнулся Смирнитский. — Ну с этим все ясно, а почему такие странные условия спора?

— Потому что однажды я чуть не помешала ему попасть сюда. Я, можно сказать, возвращаю должок.

— Забавно, — похоже, Смирнитского искренне веселила эта ситуация — я бросила взгляд на тех, кто еще только ждал своей очереди, и увидела на их лицах насмешку к явно пролетевшей конкурентке. — Ну, а ваш товарищ, что он-то получил или получит от того, что вы пришли сюда?