Время не ждёт - [48]

Шрифт
Интервал

Удивленные столь бурной, темпераментной речью, присутствовавшие молчали. Первым заговорил Михаил Александрович:

— Все, что ты рассказал Шура, страшно интересно, хотя многое давно уже известно. Но не хочешь ли ты сказать этим, что ножи косилки и топор тоже могли бы самозатачиваться, как эти зубы грызуна?

— Конечно, хочу, иначе зачем же мне нужно было производить опыты с зубами?

Иван Иванович и Федор переглянулись, беря по зубу со стола и рассматривая их. Изобретатель продолжал:

— С помощью механических «челюстей», как видите, я полностью восстановил остроту резцов бобра. Спрашивается, если острота резца умершего животного восстанавливается в процессе работы, то нельзя ли добиться этого же результата с топором или с косой? Я убежден, что можно! Но прежде чем объяснить вам, как сделать искусственный самозаостряющийся инструмент, я ознакомлю вас с такими инструментами в природе.

Александр взял карандаш, бумагу и начал рисовать в увеличенных размерах изображение резца бобра в разрезе. Резец состоял из слоев зубной массы и эмали, расположенных вдоль разреза от вершины до основания зуба. Он нарисовал также клюв дятла в разрезе, показав линиями лежащие слои.

— Эти слои имеют различную твердость, — объяснял Александр. — Самый твердый слой выступает вперед и образует острие резца. Следующие, последовательно мягкие слои образуют скос острия. Когда животное грызет дерево, вершина зуба испытывает наибольшую нагрузку, а скос острия — пропорционально мягкости слоев— меньшую нагрузку. Таким образом, нагрузка на каждый слой соответствует его твердости, вследствие чего и происходит равномерный износ всех слоев и первоначальный угол острия сохраняется. Вы понимаете, как это просто?

— Не совсем, — отозвался Иван Иванович.

— И я тоже что-то не понимаю, прошу повторить, — сказал Федор.

Александр удивленно взглянул на непонятливых, достал из кармана кусок почерневшего свинца размером с указательный палец и снова заговорил:

— В этом свинце я утопил кусок толстого гвоздя и начал бить по торцу дубовой чуркой. Что должно было в таком случае произойти?

— Свинец должен был постепенно сесть, обнажая кончик гвоздя, — ответил отец.

— Совершенно верно. А дальше что? — спросил Александр и сам же ответил: — Дальше гвоздь стал сопротивляться ударам чурки сильнее, чем свинец, свинец начал садиться меньше, чуть отступив от гвоздя. Получилось, что гвоздь выступил из свинца, как грифель из карандаша. Точно так же на моих механических челюстях самозатачивались зубы бобра, потому что мягкая зубная масса быстро износилась, и твердая эмаль выступила вперед, как гвоздь из свинца. Да вот, смотрите, смотрите на пол. Доски были когда-то гладко выстроганы. Но со временем мы истерли их ногами, и сучки и шляпки гвоздей, как более твердая масса, меньше изнашивались и стали выступать бугорками. Теперь всем понятно?

Все взглянули на старый пол. Действительно поверхность досок от износа стала неровной, заметно выступали бугорками сучки.

— Вполне поняли, дорогой мой, — взволнованно ответил отец, чувствуя, к каким знаменательным выводам подводит их его сын.

— Черт побери, да ведь это в самом деле интересно!— воскликнул Федор.

— Интереснее самочешущей щетки для «Лизы», — весело сказал Александр.

— Лежачего не бьют, Шура, сдаюсь, — деланно взмолился брат, подняв руки.

— Эврика, теперь я скажу, что нужно делать, — вмешался Иван Иванович, — нужно изготовить топоры, долотья, токарные резцы, косу и еще много кое-чего из слоев металла различной твердости. Они будут самозатачиваться подобно резцам бобра, клюву дятла, когтям кошки!.. Так вот, где она, связь-то между происшествием с «Барсиком» и появлением на этом столе зубов бобра!

— Угадали, Иван Иванович, а теперь давайте прикинем, хотя бы приблизительно, что это может дать человеку, — с жаром продолжал изобретатель. — Вы обратите Внимание только, что происходило до сих пор? Когда-то древнейший дикий предок наш создал первое подобие топора из камня. Уже тогда он понял, что заостренное лезвие требует меньше усилия в работе, и как только тупился каменный топор, наш предок, чтобы восстановить остроту лезвия, тер его о другой камень. Так, очевидно, вместе с первобытным топором родилось и первое точило. С тех пор существенных изменений в способах заострения лезвия любого инструмента, как мы знаем, не произошло. Каменный топор и нож древнего человека, кирка и лом строителя египетских пирамид, секиры войск персидского царя Дария, палаши наших кавалергардов и, наконец, бесчисленные инструменты ремесленников всех времен утрачивали остроту в работе и восстанавливались на точильных камнях, приборах, станках. Чтобы пореже прибегать к этому вынужденному занятию, люди начали создавать лезвия более стойкие. Люди заменили камень бронзой, бронзу — железом, железо — сталью, а сталь, вероятно, заменят в будущем чем-либо еще более прочным, скажем, искусственным алмазом. И, странное дело: ни древний человек, ни современный ученый-инструментальщик не обратили внимания на тот простой факт, что в богатейшем инструментальном арсенале животного царства нет ни одного точильного камня. Разрушая обрабатываемый материал, инструмент в значительно меньшей степени разрушается сам, и никто из создателей его не добился такого рационального износа, при котором лезвие, подобно резцу бобра, не меняет своей первоначальной геометрической формы. Не противодействовать, а содействовать износу лезвия в выгодном для человека направлении, сделать вредное действие материала на инструмент действием полезным, — вот как можно вкратце сформулировать идею нового способа заострения инструментов. — Глядя мечтательно куда-то в сторону, Александр продолжал с еще большим вдохновением:


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.