Время, назад - [25]

– Именно так это и было, – сказал Себастьян, обращаясь к Анарху. – Теперь я это вспомнил. – Он вспомнил и это, и много больше. Чтобы разобраться в воспоминаниях, нужно было долгое, долгое время. – Вы сможете обеспечить ему весь надлежащий уход? – спросил он у доктора Сайна. – Можно будет обойтись без больницы?

– Да, попробуем, – туманно заметил Сайн, продолжая глядеть на приборы и щупать пульс. Было заметно, что именно пульс его особенно беспокоит. – Адреналин, – скомандовал он себе и запустил руку в раскрытый саквояж.

– Так, значит, Р. К. Бакли, наш очень крутой торговец, оказался еще и поэтом, – презрительно бросил Боб Линди.

– Да отвяжись ты от человека, – окоротила его Черил Вейл.

Себастьян опять склонился к Анарху и спросил:

– Вы знаете, сэр, где вы находитесь?

– В каком-то медицинском заведении, – еле слышно ответил Анарх. – Похоже, что не в больнице. – Глаза его блуждали по комнате с детским бесхитростным любопытством. Вопрошая. Без сопротивления принимая все, что ни увидят. – Вы мои друзья?

– Да, – кивнул Себастьян.

Боб Линди имел привычку говорить со старорожденными напрямую, безо всяких околичностей; так же поступил он и сейчас.

– Вы были мертвым, – сказал он Анарху. – Вы умерли лет двадцать назад. Пока вы были мертвым, что-то такое случилось со временем, и оно повернулось вспять. Поэтому вы ожили. Ну и как вам это нравится? – Он подался вперед и говорил с расстановкой, словно обращаясь к иностранцу. – Как вы относитесь к перспективе прожить всю свою жизнь наново, только в другую сторону – к юности, к детству, к младенчеству и в конечном итоге в утробу. – И добавил, словно утешая: – Это касается и всех остальных, умирали мы или нет. Вот этот, скажем, мужик, – он указал на Себастьяна, – он ведь тоже уже раз умирал. В точности как и вы.

– Значит, Алекс Хобарт был прав, – сказал Анарх. – У меня было несколько знакомых, так и думавших, они ожидали, что я вернусь. – Его губы изогнулись в детской восхищенной улыбке. – Я считал, что с их стороны это просто здорово. Интересно, а как они сами, живы ли еще?

– Конечно, – кивнул Линди. – Или будут скоро живы опять. Вы что, так ничего и не поняли? Если вы думаете, что ваше возвращение что-то там означает, то сильно ошибаетесь, в смысле, у него же нет религиозного значения, теперь всегда так бывает.

– Даже и так, – сказал Анарх, – они будут очень рады. Вы уже с ними связывались? Я могу сказать вам их фамилии.

Он снова закрыл глаза и какое-то время пытался отдышаться.

– Когда вы немного окрепнете, – пообещал доктор Сайн.

– Мы обязаны позволить ему связаться с родными и знакомыми, – заметил отец Файн.

– Само собой, – отмахнулся Себастьян, как от надоедливой мухи. – Это стандартная практика, мы всегда так делаем, и вам ли этого не знать.

Но тут был особый случай. И все они это прекрасно знали, не знал один лишь Анарх. Он тихо ликовал, что вернулся к жизни, и уже думал о своих прежних близких, о тех, кто ему помогал, и о тех, кто искал его помощи. «Радость воссоединения, – подумал Себастьян. – И не в будущей жизни, а прямо здесь. Даже смешно: место встречи душ – витарий “Флакон Гермеса”, Большой Лос-Анджелес, Калифорния».

Тем временем отец Файн беседовал с Анархом, двое братьев по сутане, занятые своими вопросами.

– Я насчет эпитафии на вашем надгробном камне, – говорил отец Файн. – Я знаю эту поэму, и она меня интересует своим, наверное, полным отрицанием всего, на чем стоит христианство, – нетленной души, загробной жизни, искупления грехов. Вы сами ее подобрали?

– Нет, это они, – пробормотал Анарх. – Мои друзья. Наверное, потому, что я был склонен согласиться с Лукрецием.

– И эта склонность у вас осталась? – спросил отец Файн. – Теперь, после того, как вы испытали смерть, загробную жизнь и возрождение?

Он напряженно ждал ответа.

– «Если как следует ты это понял, природа свободной / Сразу тебе предстает, лишенной хозяев надменных, / Собственной волею все, без участья богов создающей», – прошептал Анарх. Глядя в потолок, он кивнул сам себе. – Я все еще в это верю. И всегда буду верить.

– Но с другой стороны, – сказал отец Файн, – «иначе как же тогда у самого смерти порога к жизни вернуться скорей и к сознанию было бы можно…»

– «Чем удалиться навек, предначертанной цели достигнув?»[21] – закончил Анарх; его голос был почти не слышен. – Не знаю. Мне надо подумать… все слишком быстро.

– Не тревожьте его, – сказал доктор Сайн, – пусть отдохнет.

– Да, – согласился Боб Линди, – оставьте его в покое. И ведь каждый раз, отец, одно и то же. Каждый раз, как мы откапываем новенького, вы надеетесь, что он принесет ответы на ваши богословские вопросы. И ничего они вам не приносят, и никогда не принесут. Все они вроде Себастьяна, если и помнят, то что-то смутное.

– Он – не обычный человек, – возразил отец Файн. – Анарх был крупным религиозным деятелем и весьма значительной личностью. Был и будет.

«А еще он очень дорогая личность, – сказал про себя Себастьян. – Как раз по изложенным причинам. И об этом нельзя забывать, а все эти поэзии-теологии дело десятое. По сравнению с тем, что стоит на кону».

По окончании рабочего дня, уже сидя у себя в квартире, Дуглас Эпплфорд позвонил в Италию, в Рим.