Время надежд (Книга 1) - [17]

"Все, - думал он. - Это конец... А может быть, не заметят..."

- Der Oberleutnant experementierte. Die alten Romer sagten ja: "Toten heijt; noch nicht besiegen..." [Обер-лейтенант экспериментировал. Римляне говорили "Убить - это еще не значит победить" (нем.)]

Простучала короткая автоматная очередь.

- Das ist schon der vierte Iwan, den ich heute ins Jenseits befordert habe. Das werde ich abends meiner Paula schreiben Ich schreibe ihr jeden Tag [Сегодня отправил на тот свет четвертого ивана Вечером напишу об этом Пауле. Я пишу ей каждый день (нем).].

Затаив дыхание, Волков ждал, когда они уйдут, надеясь, что яма скрыта густой травой и его не заметят.

Но трава прошелестела у самой головы. Он увидел заляпанные желтой глиной широкие раструбы сапог.

Щелкнул затвор автомата.

"Сейчас выстрелит, - устало подумал Волков. - Как просто .."

- Halt, Richard! [Стой, Рихард! (нем )] Другой, унтер-офицер, шагнул к Волкову, стал расстегивать карман его гимнастерки. Под каской было молодое лицо с упругими, чисто выбритыми щеками На груди блестели какие-то медали. Он вытащил удостоверение Волкова и, коверкая русские звуки, прочитал:

- Люй-тэ-нант Воль-ков...

И мигнув одним глазом Волкову, как давнему знакомому, сказал:

- Aufstehen! [Встать! (нем.)] А солдат, приземистый, с широким ртом и тяжелым подбородком, что-то быстро проговорил. Унтер-офицер кивнув, ответил, с интересом глядя на русского.

Волков понял, что его сейчас должны убить. Холодная испарина проступила на лбу. И страшнее всего казалось то, что убьют не в бою, а лежащим на земле, как охотники добивают раненое животное, без всякой злости к нему, совершенно равнодушно. Стиснув зубы, чтобы не застонать от резкой боли, упираясь ладонями в мягкую траву, он приподнялся.

- Gut, - засмеялся унтер-офицер. - Ich habe doch gesagt, das dieser Russe stur ist [Хорошо.. Я же юворил, что этот русский с упрямым характером (нем).].

И немцы и деревья качались перед глазами Волкова, он даже не чувствовал собственного тела, ощущал дикую боль и хлюпающую в сапоге горячую влагу.

"Это кровь... Сколько крови у человека? Пять литров".

Ему стало вдруг смешно оттого, что вспомнил, как мать приходила в ужас, если он нечаянно обрезал палец.

- Vorwarts! [Вперед! (нем)] - крикнул солдат.

Унтер-офицер показал рукой на холм, где стоял теперь бронетранспортер.

"Хотят расстрелять там", - подумал Волков.

Кругом лежали трупы. Они застыли в неестественных позах, истыканные штыками, убитые пулеметной очередью, с проломленными черепами, иногда друг на друге, сцепившись мертвой хваткой. Немцы ходили, подбирали своих и оттаскивали к грузовикам. Волков будто сейчас заметил необычную ярко-синюю прозрачность воздуха. Невидимые с земли, где-то в синей дымке звенели жаворонки, как бы напоминая, что у живых всегда остаются их заботы.

А немцы шли рядом, продолжая говорить и снова вспоминая какую-то Паулу.

Волков тоже почему-то вспомнил Машу Галицыну и то, как один раз провожал ее из школы домой и она вдруг сказала: "Хочешь... если ты смелый, поцелуй меня". А затем стукнула его портфелем и убежала...

Он облизнул губы, сухие, воспаленные и шершавые.

- Halt!.. - проговорил унтер-офицер, склоняясь над убитым. - Mein Gott... Karl! [Стой!.. Мой бог... Карл! (нем)]

- Du? - замахиваясь кулаком, прорычал солдат.

- Пошел к черту!

- Was? [Что? (нем.)] - заорал немец и поднял автомат.

Волков почувствовал, как где-то у затылка толчками бьется кровь.

Унтер-офицер напряженно, изучающе глядел на русского лейтенанта.

- Komm! [Иди! (нем.)] - сказал он и толкнул Волкова.

Длинная черная легковая машина с открытым верхом, за нею бронетранспортер проехали к холму. Когда Волкова туда привели, немецкие солдаты уже выстроились в каре. У холма группой сидели пленные. Все они были ранены. И теперь старались перевязать друг друга лоскутами рубашек. Унтер-офицер доложил что-то розовощекому, с тонкими усиками офицеру. На холме солдаты копали могилу.

- А из наших все ж пробились некоторые, - тихо сказал Волкову раненый боец. - В лес ушли... Да вы сядьте, лейтенант. Еще стоять перед ними...

Резко прозвучала немецкая команда, и шеренги словно окаменели. Несколько солдат подняли на винтовках тела двух убитых здесь пулеметчиков и медленно понесли к могиле.

- Хоронят, что ли? - сказал боец. - Ну дела! Пулеметчиков наших хоронят. А думали, нам ямку откопали...

С сиденья легковой машины встал пожилой длиннолицый немец. Он громко и сердито бросил несколько коротких фраз застывшей шеренге.

- Так и есть, хоронят, - удивился боец. - Они ж их не меньше сотни побили! Во чудо! Энтот старик, должно, генерал их. Кабы знать, чего сказал...

XIV

Над лесом тяжело гудели "юнкерсы". Гул моторов доносился и от шоссе.

- Надо передохнуть, - сказал Власюк. - Теперь мы, что иголка в стогу.

Радистка устало села на пень.

- Может, ошиблись летчики? - спросил Власюк.

Андрей развернул карту и покачал головой.

- Здесь...

- Каких ребят потеряли! - вздохнул сержант. Грубоватое, точно вырубленное из камня и не отделанное резцом лицо его было хмурым, на поцарапанной веткой шее запеклась кровь.