Время московское - [56]

Внезапно с марса раздался тревожный вопль впередсмотрящего, тут же подхваченный матросами на палубе. Сашка мигом спустился с бака и бросился вперед. Прямо по курсу, на расстоянии пары сотен метров из воды торчала скала, похожая на клык морского хищника. Даже скудного ночного освещения хватило, чтобы разобрать, какие острые и рваные у нее грани и как яростно пенится вода у ее основания, обозначая длинную гряду рифов, уходящую вправо от скалы.

«Shooting Star» лег на другой галс, забирая влево, но все же его неумолимо несло на скалу. Казалось, все усилия команды тщетны, но у самой скалы, слегка коснувшись ее правым бортом, корабль на мгновение замер и двинулся вдоль опасной гряды. Раздался жуткий скрип отдираемой от борта планки, а сама планка, свившаяся спиралью, взлетела в небо выше мачт, разворачиваясь, как пружина.

Раздалось громкое дружное: «Хэй!» — команда, счастливо избежавшая неминуемой, казалось, гибели, отметила таким образом свой успех. И тут с марса снова раздался громкий крик, предупреждающий о новой опасности. Впереди теперь высилась целая гряда рифов. Они не были такими большими, как та скала, которую им только что счастливо удалось миновать, но от этого не становились менее опасными. Снова забегали матросы, повинуясь командам, и корабль вновь начал менять галс, поворачивая теперь вправо. На этот раз они разошлись с рифами даже с запасом, и практически сразу же после этого Сашка почувствовал, что волнение на море почти улеглось, да и ветер вроде бы стих. Сырой, холодный воздух наполнился радостными воплями матросов, за которыми Сашка не расслышал капитанской команды. А команду капитан, по всей видимости, отдал, потому что матросы дружно бросились к якорным камням и стали бросать их за борт.[19] В это время в прореху меж туч выглянула луна, позволив Сашке разглядеть то, что уже узрела вся команда.

И с правого, и с левого борта на расстоянии полета стрелы от них высились высокие скалистые берега. Корабль плавно скользил внутри длинного узкого фьорда. Самое страшное было уже позади. Здесь можно было спокойно переждать бурю. Теперь победные крики моряков гремели не переставая.

Не успел Сашка обрадоваться, как явственно услышал то, что обычно называется внутренним голосом: «Быстро спустись в свою каюту!» Наученный горьким опытом, он не стал пренебрегать тем, что сам для себя обозначал как «чутье на опасность». Не медля ни секунды, бросился на бак и, позвав Адаша, спустился в каюту.

— Ты что, государь? — удивился тот, спустившись вниз вслед за Сашкой. — Вроде как пронесло.

— Ты моему чутью доверяешь?

— Прошлый раз не поверил, так пришлось в великокняжеском остроге погостевать.

— Ну вот. А я так чувствую, что надо нам сейчас сидеть именно здесь.

Не успел Адаш ответить ему, как раздался душераздирающий треск ломающейся обшивки, и корабль, содрогнувшись всем корпусом, внезапно остановился, от чего и Сашка, и Адаш полетели на пол, сбитые с ног.

— Разрази меня гром! — вскричал Адаш. — А что сейчас подсказывает твое чувство?

— Ничего.

— Значит, сидим здесь.

В наступившей разом тишине вдруг стало слышно, как поскрипывает корпус корабля и пронзительно пищат встревоженные крысы. Пол каюты начал уходить из-под ног. Судя по всему, корабль после полученного удара начал резко крениться вперед. Поднявшийся топот и истошные крики моряков свидетельствовали о том, что среди команды началась паника. Послышалось несколько глухих ударов в борт — похоже, команда спускала за борт шлюпки. Минут через десять всякая суета прекратилась, даже крысы покинули корабль. Какое-то время пол каюты еще продолжал медленно крениться, но через час, кажется, наступило равновесие.

— Что теперь? — осведомился Адаш.

Сашка пожал плечами.

— Вроде ничего.

— Тогда ложимся спать, — уверенно сказал Адаш. — Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Знаешь, государь, если уж выбирать себе конец, то лучше утонуть во сне, чем, набарахтавшись вдоволь в ледяной воде, замерзнуть на берегу. Где греться, чем, как? Нет. Я уж лучше здесь. Тем более что твой внутренний голос молчит. Ладно… Утро вечера мудренее. А над нашей жизнью и смертью властен один Господь. — Он забрался в гамак и тут же захрапел. Сашка еще посидел несколько минут, ожидая развития событий, а потом последовал примеру Адаша.

Проснулся Сашка от непонятных звуков, доносящихся с палубы.

— Адаш! — позвал он и вывалился из гамака.

Осмотревшись, они сползли по коридору вниз. Трап, по которому они обычно поднимались на палубу, теперь располагался горизонтально.

Сашка приоткрыл дверь и выглянул наружу. Стояла безоблачная, яркая солнечная погода. Палуба корабля под углом градусов в тридцать уходила под воду, плескавшуюся в пяти метрах от Сашки, а на оставшемся не залитым пятачке толкались четыре человека, одетых в тюленьи шкуры, лоснящиеся на солнце. Они сгрудились над открытым трюмным люком и громко переговаривались с кем-то, находящимся, видимо, внутри.

— Эй, люди, — обратился к ним Сашка, — нам бы на берег перебраться.

Обнаженный меч в это время он вполне миролюбиво держал острием вниз, опираясь на него, как на трость. Но одетые в непромокаемую одежду из шкур, бородатые, длинноволосые люди весьма неадекватно (по Сашкиному мнению) отреагировали на его слова. Они вскочили на ноги и явно с агрессивными намерениями расположились вокруг входа в корабельную надстройку, на пороге которого балансировал Сашка. У двоих из них в руках были весьма увесистые дубины.