Время мира - [278]

Самый малый из чанов, полный пива, стоит 3 тыс. фунтов стерлингов, и, подсчитав в такой же пропорции прочие, обнаружишь в одном только подвале капитал в 300 тыс. фунтов. Одни только бочонки, служащие для доставки пива потребителям, стоят 80 тыс. фунтов, и вполне вероятно, что все заведение обходится не меньше чем в полмиллиона фунтов стерлингов капитала. Здание огнестойкое: полы железные, а стены из кирпича. Отсюда выходит 250 тыс. бочонков пива ежегодно, чего хватило бы для загрузки флота из ста пятидесяти кораблей грузоподъемностью по 200 тонн каждый…»²⁰⁹. Вдобавок эти колоссальные пивоваренные заводы организовали распределение своей продукции — в самом Лондоне, где они напрямую снабжали половину пивных города, но также и в Дублине при посредстве своих агентов ²¹⁰. И именно это было важно: промышленное предприятие стремилось к полной самостоятельности. Как раз под таким углом зрения Питер Матиас приводит пример одного предпринимателя, занимавшегося общественными работами, Томаса Кьюбитта, состояние которого возникло около 1817 г., после обогативших его наполеоновских войн. Он был обязан своим успехом не техническим новшествам, но новой методе хозяйствования: он освободился от субподрядчиков, которые в этой сфере были старинным правилом; кроме того, он обеспечил себе постоянную рабочую силу и сумел организовать свой собственный кредит²¹¹.

Такая независимость сделалась признаком новых времен. В конце концов разделение труда между промышленностью и другими секторами деловой активности завершилось. Историки говорят, что то было пришествие промышленного капитализма, и я с ними в этом согласен. Но они утверждают также, будто лишь тогда начинается настоящий капитализм. А вот это определенно куда более спорно. Ибо существует ли «настоящий» капитализм?

Разделение английского общества на сектора

Любое общество, оказавшееся во власти продолжительного роста, неизбежно бывает целиком переворошено разделением труда. Последнее было в Англии вездесущим. Разделение политической власти между парламентом и монархией в 1660 г., в момент Реставрации и в еще большей степени после Декларации прав 1689 г., было по преимуществу началом разделения, имевшего долговременные последствия. Так же как и то, каким образом сектор культуры (от образования до театров, газет, издательств и научных обществ) выделялся как все более и более независимый и влиятельный мир. Разрывы расчленяли и торговый мир, о котором я говорил слишком торопливо. Наконец, наблюдалось изменение профессиональной структуры в соответствии с классической схемой Фишера (1930 г.) и Колина Кларка (1940 г.), т. е. происходило сокращение первичного сельскохозяйственного сектора, все еще преобладавшего, в пользу сектора вторичного (промышленного), а затем и в пользу увеличивавшегося третичного сектора (услуги). Исключительно [важное] сообщение P.М. Хартуэлла²¹² на Лионском симпозиуме (1970 г.) — хороший повод для того, чтобы нам задержаться на этой, так редко затрагиваемой проблеме.

Верно, что разделение между тремя секторами далеко от совершенной ясности, что не раз границы между первым и вторым (сельское хозяйство и промышленность могли перемешиваться) могли даже вызывать сомнения; что же до третьего сектора, где все сходилось, то можно было бы поспорить о его составе и даже о его облике. Обычно в него включают все «услуги» — торговлю, транспорт, банковское дело, администрацию; но не следует ли исключить из него прислугу? Должна ли огромная масса прислуги (которая к 1850 г. составляла вторую профессиональную группу в Англии, непосредственно за сельским хозяйством, насчитывавшую больше миллиона человек²¹³) относиться к сектору, теоретически стоящему под знаком более высокой производительности, чем в других? Конечно, нет. Но, приняв это ограничение, признаем, в согласии с правилом Фишера — Кларка, что третичный сектор, который все увеличивается, всегда свидетельствует о развивающемся обществе. В сегодняшних США в секторе услуг занята половина населения: это рекорд, не имеющий себе равных, и доказательство того, что американское общество более других в мире продвинулось вперед.

По мнению P. М. Хартуэлла, историки и экономисты более чем пренебрегали важностью третичного сектора для английского роста XVIII и XIX вв. Развитие революции услуг было как бы по другую сторону промышленной революции, парой к сельскохозяйственной революции.

Огромное увеличение сферы услуг не вызывает сомнения. Невозможно отрицать, что развивался транспорт; что крупная торговля подразделялась; что число лавок непрестанно увеличивалось и они обнаруживали тенденцию к специализации; что предприятия непрерывно, хотя в целом и довольно умеренно, обретали полноценность и что они бюрократизировались; что множилось число новых или возобновляемых функций — комиссионеров, бухгалтеров, инспекторов, актуариусов, посредников… что численность банковского персонала была, правда, смехотворной, но банки очень быстро стали многочисленными. Государство, обремененное тысячами административных дел, бюрократизировалось тоже. Оно страдало излишней «дородностью». Конечно, на континенте были и более крупные государства, чем английское, но оно отнюдь не было таким уж тощим, хоть и переложило на других многие из своих функций. Вполне очевидно, мы не станем добавлять к численности третичного сектора численность армии и флота, так же как и численность прислуги. Но зато не приходится спорить по поводу большого места, которое занимали там свободные профессии, врачи, адвокаты. Последние во времена Грегори Кинга уже начали свое восхождение и в большом числе подготавливались в практических школах Уэстминстера