Время любить - [48]

— А теперь разбираешься?

— Подружки в один голос толковали: мол, выходи замуж, где еще такого мужа сыщешь? Парни теперь пошли капризные, многие пьют, скандалят, от них и дети ненормальные рождаются… А Борис был не таким, казалось, в нем нет никаких недостатков. Кругом положительный. Мне все завидовали, когда мы поженились.

— А потом?

— А потом все и началось…

— Что именно? — настаивал Казаков.

Виолетта сбоку посмотрела на него. Глаза у нее были янтарные, на губах легкая улыбка.

— Я тебе говорила: зануда он! Думает только о себе… И еще оказался ревнивым. За каждый лишний час мурыжил меня, выпытывал, где была. Один раз даже заметила, что следил за мной, шел следом, прячась за прохожих…

— Наверное, были у него основания? — закинул удочку Вадим Федорович. — Как говорится, нет дыма без огня.

— Следить за женщиной — это последнее дело, — сердито вырвалось у Виолетты.

— Ты права, — согласился он. — Это унижает и вызывает лишь обратный результат.

— За мной ухаживали, когда я еще училась в девятом классе.

— И тебе это нравилось?

— Мне и сейчас проходу не дают… — Она сбоку взглянула на него. — Если ты тоже ревнивый, то лучше не влюбляйся в меня…

— Поздно, — вздохнул он. — Кажется, я влюбился в тебя с первого взгляда… Разве это не судьба, Виола?

— Не называй меня так! — резко заметила она. — Я из-за этого возненавидела и сыр «Виола». После развода я смотреть не могла на мужчин… Знаешь, как меня прозвали в аэропорту?

— Воздушная амазонка?

— Юдифь, — улыбнулась она. — Помнишь эту картину из Эрмитажа?

— Еще бы! Молодая красивая женщина стоит с мечом в руках и наступает одной ногой на отрубленную голову Олоферна. Знаменитая картина Джорджоне, пятнадцатый век. — Вадим Федорович взглянул на нее. — А ты, пожалуй, и впрямь немного похожа на библейскую героиню. Только глаза у тебя больше и волосы пышнее. И похоже, Юдифь была брюнеткой, а ты — яркая блондинка. И мне ты нравишься больше, чем знаменитая Юдифь.

— Когда ты подошел тогда в Ялте к лежаку, я подумала, что…

— …надо отрубить мне голову! — пошутил Казаков.

— У тебя было такое глупое лицо, когда ты смотрел на меня, а потом побежал за мороженым… — рассмеялась она.

— Я же говорю, что влюбился в тебя с первого взгляда. Только у влюбленных бывают глупые лица.

— Не думала, что мы еще когда-нибудь встретимся…

— А я знал, что найду тебя, — сказал он и на секунду прижал ее к себе.

Шофер встречного «КамАЗа» высунул белую голову из окна своей высокой кабины, широко улыбнулся и показал им большой палец.

— Чего это он? У нас что-нибудь не в порядке? — спросила Виолетта.

— Наоборот, все просто замечательно! — рассмеялся Вадим Федорович.

Тяжелая золотистая прядь качалась у порозовевшей щеки Виолетты, нижняя полная губа чуть оттопырилась, глаза еще больше посветлели. Уже не янтарные тигриные, а кошачьи. Казакову снова захотелось сказать, что он любит ее. Сейчас ему трудно представить себе, как он до сих пор жил без этой женщины… Пусть она еще ни разу не сказала ему, что любит его, пусть даже когда-нибудь уйдет от него… Но сейчас она рядом, он может дотронуться до нее, поцеловать, остановить машину и на руках унести на луг…

— Мне хорошо с тобой, Вадим, — негромко грудным голосом произнесла Виолетта.

Глава четвертая

1

Без стука широко распахнулась дверь, и в проеме появилась грузная, на слоновьих ногах фигура Васильевны, как все тут звали жену заведующего турбазой «Медок» Захара Галкина. Круглое, как жирный блин, невыразительное лицо с белыми кудряшками вокруг низкого лба было, как всегда, воинственным, крошечный, вдавленный в пухлые белые щеки нос смотрел вверх двумя черными дырками, а белесые с голубизной глаза всверливались буравчиками в каждого, с кем она разговаривала. Вернее, лаялась, потому что по-другому она с приезжими не умела обращаться.

— Мой Захарка был тута? — грозно спросила она.

— Вы бы постучались, — заметил Казаков, откладывая на тумбочку книжку, которую читал. Он уже лежал под одеялом на кровати. Виолетта свернулась клубком на своей, что была напротив.

— Я тута хозяйка! — повысила голос Васильевна. — Куды хочу, туды и захожу, а вы — посторонние, вас мой непутевый Захарка небось за бутылку пустил? Захочу — завтрева же выпишу вас отселя.

Виолетта пошевелилась на скрипучей деревянной кровати, но, кажется, не проснулась.

— Насчет «завтрева» мы посмотрим, а сейчас будьте добры выйти отсюда, — спокойно произнес Вадим Федорович. — И не хлопайте дверью, а то девушку разбудите.

— Знаем мы этих девушек… — сморщила свой крошечный нос Васильевна, отчего сразу стала похожа на мопса. — Ездют тут всякие и мово Захарку спаивают, чтоб вам ни дна ни покрышки! Найду у ково пьяницу в домике — завтрева же вон с турбазы!

Она все-таки хлопнула дверью. С кровати Виолетты послышался тихий смех.

— Разбудила? — покосился на нее Казаков.

— Мне на работе часто приходится сталкиваться с хамством, — заговорила Соболева. — Иного так бы подносом и огрела, а приходится терпеть и каждому улыбаться. Ведь хам с хамом старается не связываться — тут же получит отпор, ему, хаму, подавай интеллигентного человека, которого можно безнаказанно оскорблять. Ведь воспитанный человек не опустится до мордобоя или оскорблений? Она тебе: «Завтрева выгоню!», а ты ей: «Будьте добры выйти отсюда…»