Время культурного бешенства - [47]

— То есть как?

— Вы же видите, что делается, товарищ полковник. Так и войну затеять недолго. Я ведь не против — повоевать, хоть сейчас прикажите. Но начать войну можно только, если есть доктрина Генерального штаба, и вообще, чтобы все по закону. А тут какой-то Малевич гоняет по России тысячи танков, как хочет. На хера нам такой главнокомандующий? И добро бы еще Малевич — так ведь он давно уже сгнил. Но всем распоряжаются его дурацкие холсты, и что еще они выкинут, неизвестно. А их толком и наказать-то нельзя! Надо что-то делать, товарищ полковник!

— Делать надо. Но пока что все это мне представляется чистой фантастикой. Такие вещи на веру не принимаются. Нужны крепкие доказательства.

— Да ведь и так все ясно, товарищ полковник! Это же не первый случай в истории! Вспомните немецких экспрессионистов. Вы хоть кого-нибудь из них видели?

— Никого, — жестко отрезал полковник.

— Страшная мрачная живопись. Она заполонила Германию между двумя войнами и внушала всем немцам тотальную агрессию. Всякие Геринги да Гитлеры думали, что они коллекционируют живопись, а на самом деле эта скверная живопись коллекционировала их. Гитлер — создание экспрессионистов, он натурально их персонаж и шагнул в жизнь с их полотен. Мне мой друг давал читать Тибетскую книгу мертвых, там есть жуткие загробные твари — голодные духи. В них сразу опознаются экспрессионистские полотна — они-то и есть голодные духи. Товарищ полковник, нет ничего страшнее голодных и злобных произведений искусства! Это они развязали Вторую мировую войну, а Риббентроп и Гитлер были у них на побегушках. После войны американцы сдуру по дешевке скупили экспрессионизм и вывезли к себе. Именно они заставили американцев влезть во Вьетнам, в Афганистан, в Ирак, и теперь Америке приходит кирдык.

— Приказываю замолчать, — медленно произнес полковник. — Ты коснулся того, чего касаться нельзя. Совсем нельзя. Вывоз экспрессионизма в Америку — одна из самых блестящих операций наших спецотделов, в общем — разновидность психотронного оружия. Все, что касается этого дела, идет под грифом «Совершенно секретно, особой важности, кодирование по классу А». И если ты где-либо об этом заикнешься, то тебе, да и мне тоже — как там говорят у вас на зоне? — век свободы не видать. Сейчас же дашь подписку о неразглашении государственной тайны. Это касается и тебя, — буркнул он в мою сторону.

— Так точно, товарищ полковник, — каким-то странным голосом промямлил Виконт, и мы увидели, что веки его слипаются. Видно, он изрядно потрудился над своей концепцией.

— Слушай приказ! Подписку дашь завтра. А сейчас приказываю идти спать. Исполнять немедленно!

— Слушаюсь, — из последних сил рявкнул Виконт, встал и, пошатываясь, пошел к двери.

Мой язык опять начал своевольничать:

— Кодирование по классу А придумали сейчас или заранее?

Но он только усмехнулся:

— А ты чего хочешь? Чтобы его снова засадили в психушку, и теперь уже надолго? — Он пыхнул сигаретой. — Однако как беллетристика, это интересно… для читателей будущего. Напиши обо всем этом хорошим языком, и я заплачу тебе хороший литературный гонорар.

Он разлил в наши рюмки все, что оставалось в бутылке. Кофе совсем остыл, и коньяк мы допивали просто так.

ЯЗЫК ВЕЛИКОГО ВАКУУМА

Тим провел зиму в ожидании лета. Хотя эти слова и банальны, они — чистая правда. Невозможность посещать «гору» он ощущал почти как недомогание, общение с «горой» прочно въелось в его психологический метаболизм, а быть может — и более глубокого уровня. Свои живописные занятия он продолжал с неизменным трудолюбием, по-прежнему не спеша, после каждого мазка делая паузы.

Наблюдая за ним, по возможности — незаметно, мать поняла, что эти паузы — никак не следствие тугодумия или природной медлительности. Их причиной было чувство ответственности за каждый мазок, и ей пришло в голову, что это и есть первейший признак профессионализма. Если так, то ее сын — настоящий художник.

Общий тип композиций Тима за зиму окончательно устоялся. Черный или почти черный фон с мощным излучением энергии, и на нем — несколько цветных полос, приблизительно вертикальных, параллельных или почти параллельных, и теперь уже ни в коем случае не пересекающихся. Мальчик выработал собственный своеобразный канон, в пределах которого и происходили все поиски и вариации. Зеленая вертикальная полоса, затем бледно-оранжевая, а за ней лиловая — Тим менял их ширину и соотношение расстояний между ними, а потом вдруг оставлял расстояния неизменными и начинал изменять цвет. Он что-то упорно искал, и все время что-то его не устраивало.

— Он похож на медвежатника, который подбирает код к сейфу, — усмехнулся однажды отец.

Мать натянуто улыбнулась — шутка показалась ей грубоватой. Чтобы сгладить неловкость, она продолжила разговор:

— Меня беспокоит другое. Эти цветные полосы на холстах, — она упорно продолжала называть стальные листы, на которых писал сын, холстами, — они мне что-то напоминают, но я не могу вспомнить, что. Это меня беспокоит, иногда прямо-таки мучает.

— А ты не напрягайся и не старайся, — рассеянно посоветовал муж, — тогда вспомнится само собой. Закон психологии.