Время культурного бешенства - [4]

Здесь повадились устраивать пикники разнообразные веселые компании. Мимо немногочисленных постов охраны их проводили молодые люди, именовавшиеся сталкерами, а территория полигона, соответственно, стала называться зоной. Вот именно сталкеры первыми и начали подмечать всякие причуды железа.

О СТРАННОСТЯХ СТАРОГО ЖЕЛЕЗА

Рассказ художника Марата К., записанный магистром Сергиусом

Дай-ка вспомню, как это было. Этим летом, в июле… да, совершенно точно, в начале июля. Тогда как раз моя подружка из командировки приехала. Жарища, сам помнишь, была какая — будто медный таз над нами повесили и в нем костер развели. Я даже картину тогда написал — «Медный таз», так и называется… Выпивать имело смысл по ночам и на воздухе, а иначе — сразу в отруб. И вот мой приятель Колька говорит:

— Поехали поддавать в зону.

Я только головой помотал: не люблю этого слова. Но Колька иногда бывает настойчивый:

— Я же сказал не «на зону», а «в зону». Это разные вещи. Не нравится «зона», пусть будет «аномалия».

Колька-то, он в поэтах себя числит, и постоянно ни с того ни с сего принимается свои стихи декламировать, а в остальном — мужик отличный.

Про эту зону-аномалию я уже слыхал, будто там всякая странная херня происходит. Но я-то не любитель необъяснимых явлений и хотел уже Кольку послать подальше, но тут меня осенило. Дунька моя, Ирина, — искусствовед как-никак, разные статьи пишет. Целый год с ней спал — все без толку. Одну заметочку в занюханной газетке опубликовала, ее даже из моих друзей никто не читал. А что, думаю, если показать ей крутую экзотику, вдруг она возбудится — в творческом смысле — и напишет наконец про меня что-нибудь путное?

Нашел Колька сталкера — тот провел инструктаж. Главное, говорит, — никаких железных предметов, ни ключей, ни ножей. От них неприятности.

В общем, поехали. Было нас шестеро — больше сталкеры не берут. Все — знакомые, мужиков и девчонок поровну. Добрались на электричке до станции километрах в восьми от зоны. На электромобилях туда не ездят — они мигом выходят из строя. Так там целый поселок специализируется на доставке в зону. Наладились делать телеги, по старинке, чтоб без гвоздей. Мундштуки и прочую мелочь для упряжи отливают из бронзы, как три тысячи лет назад.

Чуть не час тряслись на дурацкой колымаге. Девчонки с непривычки уже ныть начали. И вдруг в чистом поле мужичок командует лошади: «Тпрру». Оказывается, тут и есть граница зоны. А внутрь они ни за какие посулы не заезжают, хотя ни людям, ни лошадям там ничего не грозит… Из принципа или из суеверия.

Солнце уже к закату, и сталкер торопит: мол, дойти до хорошего места нужно засветло. Пошли. Сперва показалось скучно — холмы, песок, сосенки да вереск. Но скоро стало забирать. И вроде бы ничего особенного не происходит, но какая-то дурь в воздухе копится, как белье на веревочке повисает. Чувствуется это отчетливо. Будто я, сам того не заметив, переехал на другую планету. Или, по крайней мере, крыша моя переехала. И остальным, вижу, тоже не по себе, но пока все молчат. И вообще тихо. Только кузнечики цыкают, да шелестит вереск, как ветерком потянет.

Стали попадаться боевые машины — то бронетранспортер, то танк или самоходка. Почему-то почти все на вершинах холмов стоят, подняв свои пушки к небу. И вот ведь странное дело — техника современная, а на фоне вечернего неба — ни дать ни взять динозавры. Кругом тишина, а кажется, что они орут, зовут на помощь своих диких собратьев.

Сталкера нашего, похоже, к общению не тянуло, но я все же к нему подкатился:

— Скажи, а зачем их на холмах расставляют?

Ответа пришлось ждать долго — он медленно подбирал слова, а может, для него вообще любой разговор был мучительной процедурой.

— Их не расставляют… Они сами.

— Ни хрена себе! Ты хочешь сказать, что они заползают на холмы сами? Без водителя, без топлива, без посторонней помощи?

— Здесь происходит много странного.

— А ты мне мозги не паришь? Может, у вашего брата шутки такие?

— Тебе виднее.

Каждую следующую фразу он произносил тише предыдущей, а последнюю реплику едва удалось расслышать. Я потихоньку стал раздражаться:

— Ты уж прости, что на тебя наседаю. Но почему ты говоришь еле слышно? Чего-то или кого-то боишься?

— Сталкеры громко не разговаривают. Это еще от Тарковского известно.

— А я что, говорю слишком громко? Мне тоже шелестеть надо?

— Ты можешь говорить как захочешь. Но кричать здесь не принято.

От ходьбы на жаре с рюкзачками девчонки наши стали скисать, запросили привал. Сталкер лицом приуныл, говорит:

— Лучше не надо. Идти минут сорок осталось. Пусть потерпят.

Но Колька уперся:

— Мы в рабы к этой зоне не нанимались. Нам нужен маленький перекур, за пятнадцать минут ничего не случится.

— Зря вы так, — огорчился сталкер. — Ладно, пятнадцать минут, не больше.

Присели. Я закурил, Колька тоже. А он, мало того что поэт, еще и во всякую науку верит, когда-то матмех закончил. И, оказывается, в эту нашу экспедицию взял с собой компас, а сейчас его мне показывает:

— Смотри, что делается.

Я гляжу — стрелка без передышки вращается, то в одну, то в другую сторону.

— Здесь вращающееся магнитное поле, — с умным видом говорит Колька.