Время красивых людей - [67]

– Кто примет? – спросила Ивана. Голос у нее дрожал.

– Как кто? Власть. Если не сменилась за ночь, конечно. Если сменилась, может, и никто. Тогда идите себе, куда хотите, я мешать не буду.

Самое страшное в происходящем было то, как нормально звучал голос Драгана. Такой голос с дребезжащими нотками старости в другие дни можно было бы услышать в пекарне с вопросом, какие сегодня ленивые пироги, с яблоком или с вишней, или за одним из шахматных столиков в парке, обсуждающим с такими же голосами преимущества сицилийской защиты.

– Вы не думайте, что я какой-то злодей киношный, – Драган как будто услышал мысли Алисы. – Мне это не надо. Мне вас всех очень жаль, ребятушки, каждый раз жаль. Но я не могу по-другому.

– Киношные злодеи именно так и говорят, – сказал Мика.

Драган помотал головой, словно стряхивая услышанное.

– Почему жаль? – спросила Алиса. Приходилось хрипеть сквозь боль. – Почему вам нас жаль?

– Потому что вы хорошие.

– Потому что нас убьют.

– Ну, это уж я не знаю. Мне сказано, привозить перебежчиков. Я и делаю. Да зачем вас убивать, ребятушки? Вы же хорошие. Вроде не военные. Пожурят да и отпустят по домам, чтобы не искали приключений.

– Вы врете.

Драган снова помотал. Непонятно было, правда ли врал или искренне верил в то, что сдает перебежчиков только для того, чтобы новая власть пожурила их и проводила до дома, из которого люди и вынуждены были бежать. Вместо того, чтобы ответить, он повторил:

– Не могу по-другому.

– Всегда можно по-другому.

Голос был не Мики и не Иваны. Алиса перевела взгляд. Госпожа Мария сидела, скрестив руки на груди и выпрямив спину. Сейчас она напоминала бронзовый бюст какому-нибудь высокопоставленному партийному деятелю: это у них бывает такой гордый подбородок и прямой взгляд. Если бы эти бюсты умели говорить, их голоса так же отливали бы металлом. Возможно, с таким лицом она когда-то приняла решение остаться со своим Йоцей. Возможно, с таким лицом она встретила новости о смерти своего Йоцы.

– Нельзя, – сказал Драган. – Понимаете, нельзя. Мне очень жаль.

– Поч…

– Из-за меня.

Драгана смотрела поверх автомата и, в отличие от супруга, ее голос сейчас звучал как у школьника, за которого старший брат вступился перед дворовыми хулиганами и вышел со сломанным носом и ссадинами на кулаках.

– Четвертая степень. Болит. Ампулы кончились. Попробовали разок в аптеку. Никак. Все, что рядом, разорили, а куда подальше уже не пройти. Драго попробовал на другой берег. Тоже не смог. Но он договорился. Он привозит людей. Они приносят ампулы.

– Мне жаль, – повторил Драган.

Алиса хотела ответить, но волосками на коже уловила, как рядом заколебался воздух. Еще до того, как что-то случилось, она уже поняла, что близко непоправимое.

– Ах ты тварь!

Ивана вскочила с места. Рванула вперед, но Алиса схватила ее за руку, дернула и повалила к себе на колени. Раздался хлопок выстрела. Ивана взвизгнула. У Алисы зашумело в ушах. Шум был знакомый. Вслед на ним должен прийти запах гари и языки пламени. Шум нарастал, манил и предлагал простой выход: просто нырни в другой ад. Привычный. В котором была сотню раз. В этом его преимущество. Просто отключись от того, что происходит.

«Не сейчас, – сказала Алиса. – Пожалуйста, не сейчас».

– Сейчас и не будем, если такого не повторится, – донесся голос Драгана, потерявший свое спокойствие.

Оказывается, она сказала это вслух.

Как в вязком сне, Алиса встряхнула Ивану за плечи. Попыталась ощупать, называя про себя части тела, которых касалась: шея, плечи, лопатки.

– Тварь! Тварь! Да пусти, дура, не ранена я! Пусти! Дай добраться!

– Тише, – Алиса держалась за крик, как за ниточку, которая еще связывала ее с реальностью и не давала провалиться в огонь и дым, – тише. Он опять выстрелит. Он попадет. В тебя. В Мику. В кого-нибудь. Пожалуйста.

– Попаду, – подтвердил Драган. – Сидите спокойно, ребятушки. Мне вас очень жаль. Но с женой я прожил шестьдесят лет. А вас впервые вижу.

– Она все равно сдохнет, слышишь, ты? Сдохнет! Скоро! Никакие ампулы не спасут! А нам еще жить, слышишь, ты? Нам еще жить! Нам еще жи-ить…

Крик перешел во всхлип. Алиса прижала Ивану за трясущиеся плечи и гладила по голове, пока Драган взмахом пистолета отгонял Мику поближе к ним и заставил пересесть госпожу Марию. Драгана достала из другого пластмассового контейнера строительный скотч. Когда первая широкая полоска с противным звуком оторвалась, Ивана вздрогнула. Но когда липкая лента коснулась ее лодыжек, она только тряслась и подвывала.

Глава 24

Последнее, что Алиса видела перед смертью, было глубокое бархатное балканское небо.

Господи, подумала она, до чего ж пошло.

До пристани неспешным ходом лодки было минут пятнадцать. Алиса сидела, запрокинув голову, и пыталась глубоко дышать через нос. Ибупрофен подействовал, но остаточную боль в колене нужно было продышать, а рот был заклеен тем же скотчем, которым Драган связал всем руки и ноги. Алиса гнала от себя невеселую шутку про «перед смертью не надышишься» и вместо этого возвращалась к привычке мыслить исписанными страницами журналистского блокнота. Получался некролог. Хуже всего было то, что он выходил каким-то сиропным и выбивающим слезу. Прессовать аудиторию на эмоции – первое правило плохого журналиста. Алиса не хотела умирать плохим журналистом.