Время колоть лед - [80]

ХАМАТОВА: А что в этом плохого?

ГОРДЕЕВА: Ты понимаешь, это же теперь все выучили словосочетание “системная благотворительность”, а в две тысячи седьмом году мы были уверены, что дело нашей жизни – спасать детей. И тут оказывается, что мы больше не будем собирать деньги на конкретных детей – мы будем собирать деньги вообще. В закрома фонда. И именно Гриша произнес – тогда впервые – слова, которые теперь кажутся нам обыденными и привычными, но тогда звучали холодно и недружелюбно: “эндаумент”, “фандрайзинг”.

Десять лет назад таких слов никто из нас не знал. Мы были уверены, что, нанимая на должность исполнительного директора нового человека, управленца, спасаем тебя от необходимости попрошайничать и унижаться.

ХАМАТОВА: Ты сейчас хорошо всё вывернула, по-журналистски, Катя.

ГОРДЕЕВА: Я говорю о том, как я себе это представляла. Помню заседание, на котором встал вопрос о необходимости менеджера. Там были все: и Миша Масчан, и Катя Чистякова, руководившая донорской и волонтерскими программами, и Галя Чаликова, которая была директором фонда и олицетворяла идеалы, связанные именно с адресной, поименной помощью и личным отношением. Тогда Галя была еще полна сил, здорова. Никому в голову не могло прийти, что совсем скоро придет болезнь и Гали не станет. В общем, мы сидим за огромным столом и говорим о том, что ты не справишься.

ХАМАТОВА: Еще была с нами Тина Канделаки. Я ее хорошо запомнила на той встрече, потому что у нее было очень красивое платье. Сама встреча проходила в офисе у кого-то из наших попечителей. Вопросов было миллион, как обычно. Но именно в тот раз, как никогда, в меня, как вбитый гвоздь, впивалась фраза: “А давайте Чулпан пойдет, а давайте Чулпан позвонит, а пусть Чулпан договорится”. Вот тогда, в перерыве, когда мы вышли покурить, Миша Масчан обнял меня со смесью жалости и ужаса и посоветовал взять директора. “Мы все хорошие люди, Чулпан, – сказал он. – Но нужно взять человека, который сможет организовать и наладить работу”. Ведь как всё было до этого? На Галечке Чаликовой лежали неподъемная ответственность и нагрузка. По сути, она была и исполнительным, и административным, и финансовым, и фандрайзинговым директором. А всё, чего она не успевала, всё, до чего у нее не доходили руки, автоматически сваливалось на Катю Чистякову и на меня.

И мы не то что не могли двигаться вперед, мы не успевали поднять голову, чтобы посмотреть, куда нам двигаться.

ГОРДЕЕВА: Тут еще важно, что именно в то время “Подари жизнь” как организация, как фонд, осознал, что никакого движения не будет без сотрудничества с властью, без работы с государством.

ХАМАТОВА: Нам требовалось поменять кучу всего, влезть в десятки рабочих групп, провести часы, дни и месяцы на заседаниях в думских комитетах, в Минздраве, бог знает где. Но мне кажется, никто из нас не представлял, насколько будет тяжело, никто не мог и вообразить объема предстоящей работы.

Единственное, что поняла лично я, когда осознала Мишины слова, что нам необходим управленец, так это то, что человек нам нужен не добренький, а профессиональный. Профессиональный благотворитель. Такого до две тысячи седьмого года я ни разу не встречала.

Кроме того, в ту пору на рынке профессиональный топ-менеджер, человек, который в состоянии “поднять компанию”, стоил десять-пятнадцать тысяч долларов. Космическая сумма.

ГОРДЕЕВА: Выходит, ты искала “человека, который решает проблемы” в некоммерческом секторе на вполне коммерческих условиях?

ХАМАТОВА: Да. Проблемы были, и нам нужно было их решать. Более того, у нас не было ни времени, ни возможности для маневра: поискать кого-то, попробовать, поэкспериментировать. Нам нужен был лучший менеджер, лучший специалист в своей области. Но разве сможет благотворительный фонд платить даже самому лучшему специалисту такие огромные деньги? Не сможет и не будет принципиально. Словом, опять тупик.

И тут случается концерт в Гостином дворе. Я там выступаю вместе с Юрием Башметом, Валерием Гергиевым и Костей Хабенским. Во время подготовки этого концерта, который был частью большой благотворительной акции инвестиционной компании “Тройка-Диалог”, я впервые встречаюсь с Гором, который одним своим появлением меняет жизнь – мою, нашу.

ГОРДЕЕВА: Я часто слышу от людей, связанных с благотворительностью, произносимое с придыханием загадочное имя “Гор”. Кто он такой?

ХАМАТОВА: Гор Нахапетян – это, знаешь, даже не человек. Это целое явление. Он – бизнесмен, который стоял у истоков “Тройки Диалога”, возглавляемой Рубеном Варданяном. Он был, также вместе с Варданяном, сооснователем “Сколково”. Самое главное умение Гора – это умение систематизировать ресурсы, людей и навыки. Именно поэтому мне рекомендовали к нему обратиться за советом, когда я уже отчаялась найти исполнительного директора. Но так странно получилось, что при наличии уймы общих знакомых мне не удавалось отыскать Гора в огромной Москве. Я встретилась с ним случайно, нашла за кулисами концерта в Гостином дворе. И он действительно мне очень помог.

Можно я сейчас отвлекусь? Расскажу немного про Гора вне связи с нашим фондом. Гор Нахапетян – это человек из большого бизнеса, который пришел, спустился к нам с какой-то высоченной горы, сел, разобрался и систематизировал благотворительный сектор. То, что он сделал, войдет в историю. Не только историю благотворительного движения в России, вообще в историю. И сам Гор совершенно нетипичная фигура: человек вроде бы из мира больших денег и жестких решений, с разнообразнейшими представителями которого я усердно встречалась в поисках средств для фонда, а прежде совсем не была знакома. Но для меня богатые люди так и остались инопланетянами. Большинство моих походов за деньгами оказывались либо, что реже, смешными, либо, что чаще, противными, мерзкими, трагическими. Лишь иногда среди страшных людей, к которым я вынуждена была обращаться, встречались человекообразные и уж совсем считаные разы – приятные и образованные люди. Такие, как Гор Нахапетян.