Время колоть лед - [61]

Приглашенным “от Чулпан” в кинотеатре был зарезервирован целый ряд. На нем висели таблички: “Подари жизнь”. От неловкости зачем-то купили в фойе попкорн. С огромными ведрами попкорна так и просидели все два часа. Никто не заметил, как сразу после представления съемочной группы “Бумажного солдата” Чулпан спустилась со сцены и села в ряд “Подари жизнь”. У нее были ледяные руки. И сама она дрожала.

Ближе к финалу два доктора по соседству стали шептаться: “Интересно, сколько лет они снимали фильм?” – спросил один. “Года два, наверное, или три. Потом монтаж около года, – авторитетно ответил собеседник (да, конечно, это был профессор Алексей Масчан). И продолжил: – В этом году Чулпан не могла сниматься, у нее же был «Ледниковый период»”.

Чулпан, уткнувшись в коленки, то ли плакала, то ли хохотала.

На 65-м Венецианском кинофестивале “Бумажный солдат” Алексея Германа получил “Серебряного льва” за лучшую режиссуру и премию “Озелла” за лучшую операторскую работу.

Пара Чулпан Хаматова и Роман Костомаров выиграла сезон 2007/08 года “Ледникового периода”. Победителям в эфире был обещан суперприз, автомобиль “шкода”, но он вручен не был.

За четыре месяца постоянного присутствия Чулпан Хаматовой и фонда “Подари жизнь” в эфире Первого канала было собрано около восьмидесяти миллионов рублей.

Дочери Чулпан, четырехлетняя Ася и пятилетняя Арина, называли партнера Хаматовой по “Ледниковому периоду” “мамин катун” и отказывались болеть за маму, потому что слово “болеть” для них связано с больницей, а про больницу они уже знали значительно больше, чем положено детям их возраста. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА

Глава 15. Больница

Зима 2008 года. Вечер, почти ночь. В отделении общей гематологии Российской детской клинической больницы полумрак. Кто-то из мам моется в душе, кто-то стирает, кто-то, сменяя друг друга, готовит на кухне. Кто-то, пользуясь редкой возможностью, бежит покурить.

Курят на задней лестнице отделения. Там продавленный диван, заклеенное желтой бумагой окно и стоматологическая плевательница, приспособленная под пепельницу. Там родители наконец могут говорить вслух то, что думают и чувствуют. Там – слезы, страхи, горе, гнев, отчаяние перемешаны с бытовой суетой и угловатым больничным юмором. Болезнь становится такой же частью пейзажа, как окно, диван и плевательница.

На продавленном диване курилки онкогематологического отделения, бывает, мамы передают друг другу “чебурашку” – крошечную бутылку коньяка. И в сотый раз пересказывают только в онкоотделении понятный анекдот про мальчика, который едет в лифте и бормочет: “Овен, Козерог, Водолей, черт, не помню”, нажимает “Стоп”, возвращается на свой этаж, вбегает в кабинет и спрашивает: “Доктор, я забыл, какой у меня диагноз?”

Мамы так хохочут иногда над этим, наверное, самым популярным в 2008 году анекдотом больничной курилки, что какая-нибудь из них вдруг возьмет, да и заплачет. Обычно это та самая, которая купила коньяк. Та, у которой сегодня сдали нервы.

Этот продавленный диван – самая психотерапевтическая из всех психотерапевтических кушеток. Иногда там плачут мамы, которым врачи сказали, что шансов нет. Или мамы, узнавшие, что, пока они тут лечат своего ребенка, где-то дома их муж и папа завел другую семью. Иногда, зарываясь головой в плешивую подушку дивана, смеются сквозь слезы мамы, узнавшие, что их ребенку нашли совместимого донора костного мозга, а значит, появился шанс на спасение. А иногда наоборот – донор не найден, поиски решено прекратить, и будут пробовать что-то другое; значит, шансы совсем невелики.

Но чаще здесь просто разговаривают сразу обо всем. Это как солдатский привал у тлеющих головешек в окопе, в перерыве между сражениями. На диване тесно, мамы прижимаются друг к другу. Иногда с ними курит медбрат Коля. Как правило, он единственный мужчина в этой курилке. По ночам – единственный мужчина на весь этаж. Коля учится на четвертом курсе медицинского института. И окончательно решил, что никогда не пойдет в педиатрию.

– Почему, Коль?

– Я, когда поступал, мечтал лечить маленьких детей. Поступил, пришел сюда работать и сразу понял – это тяжело, прямо тупик: они же даже не могут сказать, где болит. Хуже, чем у ветеринаров, только тут дети: они смотрят на тебя и плачут, а ты ничего сделать не можешь!

У Коли борода, из-за нее он выглядит немного старше своих лет. Из-под рукава – смешная подростковая татуировка. Тянется через всю руку и шею, заползает прямо на затылок. Татуировка выдает Колин возраст с потрохами.

Иногда мамы просят Колю посмотреть за ребенком, когда бегут покурить. Иногда Коля сам вечером ходит по отделению, заглядывая то в одну, то в другую палату. Дети любят медбрата и уважительно называют его Николаем.

Уже поздно, начало двенадцатого. В отделении почти все спят. Только из третьей палаты слышен тонкий голос. Это Чулпан Хаматова читает вслух “Золушку”. Дело идет к концу: козни мачехи расстроены, Принц нашел возлюбленную. И тут Чулпан вдруг запинается: “…когда свадебный поезд отправился в церковь, то старшая сестра сидела по правую руку от Золушки, а младшая – по левую. И вдруг на карету налетели голуби. И тот, что сел справа, выклевал левый глаз… Ой. Ну, поклевали голуби зерна и, высоко взлетев, сели на карету и проводили всю веселую компанию в путь. Целую тебя, мое счастье, спи”, – это уже она шепчет на ухо семилетней Даше Городковой, девочке, ради которой после спектакля, между съемками в “Бумажном солдате” и катанием в “Ледниковом периоде”, поздней ночью проехав через весь город, Чулпан, как и обещала, прочла сказку на ночь.