Время колоть лед - [139]

ГОРДЕЕВА: Пока всё это тянется, я подбираюсь к финалу съемок фильма “Победить рак”. Распад НТВ движется полным ходом; уже выяснилось, отчего в новогодние праздники начались зачистки: уволили одного из лучших энтэвэшных корреспондентов Пашу Лобкова – руководство видело его на одном из “болотных” митингов накануне Нового года. О своем увольнении Паша узнает, не получив зарплату в конце месяца: звонит в бухгалтерию с вопросом, а там ему отвечают: “Какая зарплата? Вас уволили”.

В кулуарах ходят дикие слухи, но телик – это же катушка, нет времени остановиться: я дописываю сценарий первого на нашем телевидении научно-популярного фильма о раке, большую часть денег на который дал телеканал НТВ, время от времени веду новую тогда программу “НТВшники”. В Москве и кое-каких городах идут митинги. И программы дирекции праймового вещания, в которой я состою, их освещают. Причем освещают честно. В конце января увольняют Колю Картозия, директора этой самой дирекции, моего непосредственного начальника, человека, который помог мне пробить фильм “Победить рак”. Он вызывает меня в кабинет: “Я еще никому не говорил, но меня уволили”. И я понимаю, что как приличный, порядочный человек, как Колин друг я должна уйти вместе с ним, за ним. Но, с другой стороны, я понимаю, что у меня на стадии монтажа фильм, за который мы так долго бились.

ХАМАТОВА: И если ты уйдешь, то фильма не будет. Как Картозия принял твое решение?

ГОРДЕЕВА: Это было не мое решение, это как раз он предложил в ответ на мою попытку уволиться: “Не вздумай! У тебя фильм. Его надо доделать”.

ХАМАТОВА: Еще у тебя в тот момент двое маленьких детей, один из них грудной.

ГОРДЕЕВА: Об этом я не думала, если честно.

ХАМАТОВА: Да, а я тебе позвонила и сказала, чтобы ты подумала!

ГОРДЕЕВА: Видишь ли, до зимы двенадцатого года всё так складывалось в моей профессиональной жизни, что даже мысли, что я вдруг могу остаться без работы, что мне нечем будет кормить детей, не возникало. Работа была всегда: любимая, круглосуточная, на износ. Представить себе, что однажды наступит день, когда каждый уволенный “из телевизора” человек останется не просто без работы, но в принципе не у дел, было невозможно.

Оказалось – возможно. И довольно быстро. Нас “разрушили” за три месяца. Уволили Картозию. Вслед за ним тут же ушли несколько ребят. Не прошло и недели, как кабинет Картозии занял новый человек – воплощение пошлости и дурновкусия, до тех пор бывший на вторых-третьих ролях, но вдруг оказавшийся у руля дирекции, которую не он построил и не он собрал. Довольно быстро стало понятно, что теперь главными будут передачи про сиськи-письки, перемежаемые политическими темами, спущенными сверху.

ХАМАТОВА: Но ведь это было и раньше, давай не приукрашивать прошлое, даже если оно тебе дорого.

ГОРДЕЕВА: Было. Но, понимаешь, мы в каком-то смысле жили в “доме Павлова”: у нас была дирекция, которая позволяла себе производить те передачи, которые считала нужным. В то же самое время на том же самом телеканале творилось разное. Но мы старательно делали вид, что это не с нами, не про нас, мы в этом не участвуем.

ХАМАТОВА: Неужели вы не понимали, что телеканал в восприятии телезрителя – всегда что-то единое, зритель не разбирает по частям: вот Катя Гордеева, она хорошая, а вот такой-то, он подлый человек и делает подлую программу? Ты же понимаешь, что в двенадцатом году, который ты вспоминаешь как пик своей карьеры, ответить на звонок человека с НТВ, дать интервью, принять в чем-то участие – это страшный репутационный риск. Никто не хотел с вами иметь дела.

ГОРДЕЕВА: Но ты озвучивала часть фильма “Победить рак”.

ХАМАТОВА: Потому что его делала ты. С НТВ я не стала бы связываться.

ГОРДЕЕВА: Да, задним числом я понимаю, что мы плыли на “Титанике”. И оправдываться теперь было бы странно. Тогда мы были уверены, что нам надо оставаться в профессии во что бы то ни стало. И делать дело, которое мы делали, так, как мы умели и хотели делать.

ХАМАТОВА: Что было дальше?

ГОРДЕЕВА: Дальше были президентские выборы, после объявления результатов которых Путин плакал. На следующий день после выборов мы с оператором Димой Крыловым отправляемся в командировку, попадаем по дороге в аэропорт в аварию и довольно долго и причудливо добираемся в Питер. И все эти два дня мы играем в игру: всех людей, встреченных на своем пути, мы спрашиваем, за кого они голосовали.

ХАМАТОВА: И что?

ГОРДЕЕВА: Гаишник, человек, который в нас врезался, человек, в которого врезались мы (авария была на три машины), девушка в кассе, менявшая нам билеты, таксист, доктор в Питере, которого мы снимали, все-все-все на вопрос “Вы вчера голосовали за Путина?” отвечали “нет”. Единственный человек, который голосовал “за”, была гардеробщица в одной петербургской федеральной клинике. Но это – отступление. Если двигаться хронологически, то, когда мы вернулись в Москву, у меня отобрали рабочий кабинет и даже стол, за которым я сидела. В дирекции бардак и ощущение, что нас не просто теснят, но уже вытеснили. Одновременно с этим на НТВ выходит эпический фильм “Анатомия протеста”, из которого следует, что оппозиция ходит на митинги или стоит в “Белом кольце” за какие-то печеньки – их якобы раздают в иностранных посольствах. При этом недели за две до выхода “Анатомии” в эфир я видела на служебной парковке у Телецентра, как директор криминальной дирекции НТВ парковал бутафорский автозак. Я его еще сфотографировала и показывала коллегам. И мы все, наивные, хохотали: “Надо же, Юрий Юрьевич себе приобрел автозак. Видимо, чтобы не отрываться от реальности”.