Время колоть лед - [113]

ГОРДЕЕВА: Может, ты просто боишься и не хочешь быть пожилой артисткой?

ХАМАТОВА: Пожилой артисткой я не хочу быть категорически.

ГОРДЕЕВА: А как же Раневская?

ХАМАТОВА: Она гений.

ГОРДЕЕВА: А ты?

ХАМАТОВА: А я – нет.

Через две недели после этого разговора станет известно, что после двадцати лет работы в “Современнике” Чулпан Хаматова взяла в театре творческий отпуск на неопределенное время. На одном из последних спектаклей во Дворце на Яузе, куда на время ремонта переехали спектакли “Современника”, я сижу в первом ряду. На сцене – “Двое на качелях”. Зал, оформленный в лучших традициях “сталинского ампира”, набит под завязку. После спектакля Чулпан выходит уставшая. Почти не разговаривая, садимся в машину. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА

ГОРДЕЕВА: Тебе будет не хватать “Современника”?

ХАМАТОВА: Возможно, через какое-то время я это почувствую. А сейчас понимаю, что надо сделать паузу. По крайней мере, в тех спектаклях, которые не приносят мне счастья, в которых я не чувствую себя, свои крылья.

ГОРДЕЕВА: А как ты оказалась в “Современнике”?

ХАМАТОВА: Когда я была студенткой ГИТИСа, у меня были две мечты. Первая мечта – поработать с Аллой Сигаловой. Вторая – попасть в театр “Современник”. Сигалова для меня была кристальным воплощением актерской профессии: ты без слов можешь транслировать новым языком тела все свои чувства. Кстати, Алексей Владимирович Бородин немного расстроился, когда мы стали озвучивать, с кем хотим работать, и я назвала Сигалову, ведь он меня готовил как драматическую актрису.

А “Современник”… Я была одержима Фаиной Раневской, нежностью, глубиной души, соединением несоединимых черт характера с гениальной актерской природой: ее дневники и воспоминания были моим настольным чтением. И мне было страшно дорого, что одним из самых важных людей последних лет жизни Фаины Георгиевны была Марина Неёлова. И вот так, по цепочке, через Марину Мстиславовну я пришла к “Современнику”, где Марина тогда работала и теперь работает. А еще – Лия Ахеджакова, а еще – Олег Даль… То, что к тому моменту я не видела ни одного спектакля “Современника”, для меня тогдашней было совершенно неважно. Я знала, что там работают или работали хорошие люди, выдающиеся артисты. “Это мой театр”, – сказала я самой себе. И когда на третьем курсе снималась во “Времени танцора” с артистом “Современника” Серёжей Гармашом, то сказала ему с пионерской прямолинейностью: “Я хочу показываться в ваш театр”. На что Гармаш мне ответил: “Ты с ума сошла? У нас таких, как ты, тысяча: только что взяли одну, другую, третью, пятую-десятую. Даже не рыпайся, не теряй времени, иди попробуйся еще куда-то”.

И я, не задумываясь, согласилась с его мнением и решила, что театр “Современник” – это не про меня вообще.

Но Серёжа Гармаш и Юра Степанов (он был нашим партнером во “Времени танцора”) запомнили те мои слова и часто – и во время съемок, и после – звонили мне, изменив голоса: “Здравствуйте, вас беспокоят из театра «Современник», хотим пригласить…” Потом они взяли новую высоту и стали говорить: “Здравствуйте, вас беспокоят из Голливуда, хотим пригласить вас на пробы”. И я несколько раз покупалась, но вскоре перестала, понимая, что это шутка.

На четвертом курсе я снялась в фильме “Страна глухих”, а потом стала работать у Алексея Владимировича в РАМТе. В массовке.

ГОРДЕЕВА: Кого ты играла?

ХАМАТОВА: Никого. Это же массовка.

ГОРДЕЕВА: Но это же – крушение надежд. Разве человек может поступать в ГИТИС, имея в виду, что он проведет жизнь в массовке?

ХАМАТОВА: Ты, Катя, не понимаешь, наверное. Когда человеку бесконечно нравится что-то делать, то ему не важно, где он это делает: в массовке или в главных ролях. Правда. Но это была не только массовка: я играла у Леонида Трушкина в антрепризе, я играла в “Театре Луны” какие-то более или менее главные роли в детских спектаклях. У Трушкина я сыграла в спектакле “Поза эмигранта”, заменив ждавшую ребенка Анжелику Варум. В этом спектакле моими партнерами были Ольга Волкова, Любовь Полищук, Людмила Гурченко, Вера Алентова, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Лариса Голубкина и Женя Симонова. А потом в антрепризе у Трушкина забеременела другая актриса, и меня ввели в еще один спектакль. Но параллельно я с радостью и упоением играла в массовке в спектаклях “Сон в летнюю ночь” и “Приключения Тома Сойера”.

ГОРДЕЕВА: Кого?

ХАМАТОВА: Никого. Какую-то девочку из хора. Затем меня ввели в массовку в “Капитанской дочке”, и я радостно бегала с “народом”. А потом доверили в спектакле “Маленький лорд Фаунтлерой” роль Хромого Мальчика, Который Должен Был Один Раз За Спектакль Пройти По Заднему Плану. Но однажды ко мне в Москву приехали друзья из Казани, и мы прекрасно провели время в уже родном для меня, но им совсем незнакомом городе Москве. Я при этом была абсолютно уверена, что у меня – свободный день. Мы гуляли и по Тверской, и по Красной площади, по бульварам и по тогдашней стройке Храма Христа Спасителя. Гуляли и гуляли до позднего вечера. А вернувшись домой, я на автоответчике услышала сообщение, что пропустила спектакль.

ГОРДЕЕВА: Ты забыла про спектакль?!

ХАМАТОВА: