Время колесниц - [43]

Дуб развесистый, огромный,

До небес вершину поднял,

На ветру шумит ветвями,

Подпирает мира кровлю.

У корней найдя источник,

Ручеёк с водой чудесной,

Зачерпнул воды руками —

Мудрость у Племён похитил;

Плеск услышан был богами.

Вылепили великана

Из земли они, из глины,

Из болотной чёрной жижи.

Круглый камень водрузили

Вместо головы на плечи.

Мудрый Ирмин, хитрый Ирмин

Великана заприметил,

Увидал такое чудо

И бежал из центра мира,

Влагу унося в ладонях.

Через горы, через долы.

Через реки и озёра,

Через чаши и болота

Убегал он от погони,

В гневе посланной богами.

Страшен исполин из глины:

Он с гранитной головою,

С пальцами из красной меди!

Вор не может с ним сразиться:

Руки заняты у вора.

Годы длилася погоня;

Ирмин не развёл ладоней.

Но божественная влага

Наземь падала по капле,

Проникая через пальцы.

Первой стала капля жизни;

Капля пламени — второю;

Третья капля из металла,

А четвёртая — из камня;

Пятой — капля влаги чистой.

— Я не слышал этой сказки раньше. В чём её смысл?

— Во время преследования исполин, посланный разгневанными богами, ненароком наступил на ими же выстроенный первый город людей и разрушил его, — охотно пояснил Талес. — Теперь на его месте обширное озеро. Так, из-за досадного просчёта, и закончился благодатный век Медного Правителя, жившего в той Столице. Сказывают, будто бы великан гонялся за Ирмином несколько столетий, и за прошедшее время уцелевшие люди отстроили пять новых крепостей — Кер, Ар и Десс, Брег и Бангор. Пробегая мимо них, в каждой он обронил по капле, взятой из источника мудрости. Таким образом объясняют возникновение у людей знания первостихий, а следовательно, и появление первых чародеев. По-моему, полная чушь. Разве могут предвечное пламя, сила жизни, расчленяющий металл, тёмная неподвижность земли и текучесть воды, которым издревле посвящены наши города, произойти из пяти каких-то жалких капель? Любой образованный человек лишь посмеётся над этими глупостями!

— ...Вытекла вода по капле,

Пролилась на землю влага.

Хитрый Ирмин, изловчившись,

В горы, к Дана Наковальне,

Заманил богов посланца.

И обеими руками

Дротики в него он кинул,

Ослепил ударом метким,

Глаз лишил он исполина,

Погрузил во мрак посланца.

«Где ты, Ирмин? Где ты, хитрый?»—

Великан кричит и горы

Кулаком своим сшибает.

Камни плющит, стонет, воет,

В ярости грызёт он скалы.

«Здесь сижу! Достань, попробуй!» —

Отвечал Ирмин, укрывшись

За базальтовым утёсом.

От ужасного удара

На куски скала распалась;

Глиняный богов посланник

Сокрушил утёс могучий,

На себя обрушил гору,

На себя, а не на вора,

И себя похоронил он.

— Пошли отсюда! — произнёс маг, заметив, что певец собрался укладывать арфу в чехол. — За столь низкопробные вирши я пожалел бы и полпальца серебряной проволоки!

— Напротив! — заметил Кермайт, перебирая поводья. — История об Ирмине, хитростью одолевшем врага, намного превосходящего его в силе, представляется мне весьма поучительной. Вот пример, достойный подражания каждого хольдеринга!

Друзьям потребовалось порядочно времени, чтобы отыскать храм Эйте. Проходящие мимо горожане только пожимали плечами в ответ на их расспросы. И лишь какой-то оборванный нищий, после того как ему бросили кусочек серебра, указал нужное направление.

Святилище богини оказалось весьма скромной постройкой, особенно на фоне впечатляющих уступчатых храмовых башен более почитаемых в Аре божеств трёх Племён. Но над всеми возвышался Дом Огня, глядя на который Талес отбил не менее двух десятков низких поклонов, серьёзно рискуя выпасть из трясущейся повозки на мостовую.

— Тпрру!!! — Кермайт лихо развернул колесницу и остановился во дворе небольшого святилища Эйте. Ворота были оформлены искусным резчиком наподобие причудливого переплетения двух древесных стволов. В пределах ограды находился сам храм, а также несколько уступающих ему в размерах хозяйственных построек, сараев и келий. Повсюду сновали жрецы, облачённые в рясы тёмно-зелёной расцветки; откуда-то ветер доносил запахи готовящегося ужина.

Эдан немного нервничал: он не исключал вероятности, что жрецы попросту откажутся с ним разговаривать. Ещё больше он опасался встретить старых знакомых, прикрывавших их бегство из замка князя Эоху. По его мнению, Ханаль поступил в тот раз не очень красиво, бросив бедняг на поле битвы. Однако терзавшие его подозрения быстро испарились: не успел Эдан представиться, как двое бритоголовых храмовых служек, вышедших навстречу прибывшим, жестами пригласили всех троих следовать за ними.

В святилище знали об их прибытии. Первосвященник Бринна припомнил, что за последнее время их уже поджидали в двух местах, куда занесла путешественников судьба, и каждый раз это заканчивалось опасной авантюрой. Без сомнения, общение с богами вносило предопределение в человеческую жизнь, и здесь его тоже ожидал какой-то сюрприз.

Они вошли в большое помещение, находившееся, вероятно, за алтарным залом. Свет заката из высоких стрельчатых окон окрашивал стены в причудливые тона. На возвышении сидели трое. Один из них, одетый в накидку из птичьих перьев, непринуждённо закинул ноги на инкрустированный самоцветами столик и радостно воскликнул:

— Ага, явились! Ну наконец-то!