Время и случай - [3]

Что-то происходило и у нас в Москве. Множились выступления нашего известного историка профессора В. И. Дашичева о необходимости открыть границу ГДР. Дашичев изображал при этом из себя советника М. С. Горбачева. Это не соответствовало действительности. Однако данная версия никем не опровергалась. На мои недоуменные телеграммы в Москву никто не отвечал. Более того, аналогичные мотивы стали появляться в заявлениях и интервью заведующего Международным отделом ЦК КПСС В. М. Фалина, и его ближайших сотрудников.

Моя мысль вновь и вновь возвращалась к многозначительному эпизоду. Однажды, находясь в командировке в ФРГ, А. Н. Яковлев спросил меня в машине, нужна ли вообще стена в Берлине. Вопрос был неожиданный и, что называется, «в лоб». Помню, я ответил ему, что стена, конечно, штука неприятная, но снять ее — значило бы отказаться от ГДР. Сдать ГДР еще в 1953 году предлагал Берия и с соответствующими инструкциями направил в Берлин B. C. Семенова. Берия — расстреляли. Во всяком случае, сказал я, просто рассуждать о том, нужна или не нужна стена, не получается: надо решить, нужна нам или больше не нужна ГДР.

В условиях открытой границы при существующей разнице в жизненном уровне с ФРГ она долго не продержится. А с существованием ГДР связаны наши жизненные интересы, весь баланс сил в послевоенной Европе.

А. Н. Яковлев не стал продолжать разговор, но чувствовалось, что с таким видением проблемы он был не очень согласен. Наверное, перспектива показалась ему слишком пессимистичной. Или она уже тогда не пугала его? Во всяком случае, учитывая близость А. Н. Яковлева к М. С. Горбачеву и его влияние как члена Политбюро на формирование внешнеполитического курса СССР, его вопрос вряд ли был случаен. Однако я и до сих пор не верю, будто кто-либо из московского руководства мог представить себе летом 1989 года, что через год одно из наиболее развитых и процветающих в хозяйственном плане государств Варшавского договора, каковым была ГДР, исчезнет с карты Европы.

Справедливости ради должен, правда, заметить, что опасность национального вопроса для судеб ГДР с самого начала понимал Э. А. Шеварднадзе. Во всяком случае, он намекал мне на это обстоятельство при назначении послом в ФРГ. Позднее он утверждал, что предвидел скорый крах — ГДР. Но и он, как мне кажется, думал в то время все же в иных временных и политических рамках, не сопоставимых с тем, что затем произошло в реальной жизни. Во время того разговора я сказал ему, что ФРГ никогда не решится сама «полезть» в ГДР. Если ГДР и грозит реальная опасность, то она внутри самой ГДР и поддается контролю с нашей стороны. Эдуард Амвросиевич не стал тогда возражать.

Как бы там ни было, проходивший в сентябре 1989 года съезд ХДС и выступление на нем канцлера Г. Коля подействовали на меня как резкий звонок, предупреждающий о том, что правительство ФРГ увидело возможность добиться серьезных перемен в обстановке, складывающейся в Восточной Европе, и что в этой связи тучи сгущаются прежде всего над ГДР.

К тому времени венгры вдруг открыли для граждан ГДР свои границы с Австрией и начался массовый исход восточных немцев через их республику на Запад. Был создан прецедент, который был распространен затем на Чехословакию и Польшу и в конце концов заставил ГДР раскрыть свои границы и взрезать себе вены. Однако уже в момент съезда ХДС было ясно, в каком направлении могут пойти дела и как видит вероятную перспективу развития событий руководство ФРГ. Прямых доказательств не было, было, скорее, интуитивное предчувствие.

Оно меня не обмануло. Значительно позже я узнал, что в августе 1989 года, когда я благополучно проводил свой отпуск в Монголии, в замке Гимних, что под Бонном, в обстановке строгой секретности встретились Коль и Геншер с тогдашними премьер-министром и министром иностранных дел Венгрии Неметом и Хорном. Венгерские рыночные реформы к тому моменту в очередной раз зашли в тупик, страна была на грани банкротства. Возможностей брать валютные кредиты у СССР у венгерских товарищей больше не было. Немет и Хорн пообещали немцам открыть свою границу с Австрией и беспрепятственно пропускать через нее граждан ГДР. Коль и Геншер заплатили за это кредитом в один миллиард марок. У меня до сих пор такое впечатление, что наша разведка проглядела эту договоренность, открывшую путь к практическим мерам по ликвидации ГДР. Возможно, конечно, и другое: в Москве всё знали, но решили не вмешиваться.

Я счел необходимым предупредить Москву о своих опасениях и предположениях. Реакция была, скорее, неблагоприятной. Меня не критиковали впрямую, но ясно давали понять, что считают такую информацию слишком субъективно заостренной. Почему-то о содержании моей шифротелеграммы знал и помощник канцлера и пытался выговорить мне за это. Международный отдел ЦК КПСС, насколько мне известно, представил М. С. Горбачеву итоги съезда ХДС и высказывания на нем Коля в спокойных, рутинных тонах. Но оснований для спокойствия не было. События становились все более бурными и неуправляемыми. В ГДР движение гражданского неповиновения превращалось во все более мощное и массовое. Было видно, что даже такая многочисленная и дисциплинированная партия, как СЕПГ, не сможет удержать под своим контролем происходящее.