Время и книги - [150]

Вернусь ненадолго в 1907 год. Леото пребывал в крайней бедности. Однажды ему пришлось заложить за тридцать пять франков отцовские часы и запонки. Поль все еще жил с Бланш. Деньги, полученные от Лемаркиза, подходили к концу, положение было отчаянное. В надежде поправить дела Бланш решила завести пансион – на деньги, которые ссудил один из бывших любовников. Они с Полем подсчитали, что чистая прибыль составит двести франков в месяц; если прибавить к этому гроши, получаемые от «Меркюр», можно будет как-то выкарабкаться. Леото всегда полагал, что автор должен жить не за счет своих книг, а зарабатывать на хлеб и кров как-то иначе; только тогда он сохранит независимость как писатель. Он искал работу, но не находил ничего подходящего. Валетт предложил ему место секретаря у себя в журнале. Работать нужно было с половины десятого до шести за сто двадцать пять франков в месяц. Потом Валетт неохотно увеличил сумму до ста пятидесяти франков и дал понять, что это предел. Бланш посоветовала Полю отказаться и сохранить свободу. В тридцать пять лет, да еще с таким литературным именем, неслыханно работать за столь мизерное жалованье, но Поль побоялся, что, если откажется, Валетт обидится и не станет печатать его статьи. Наконец он решился и с первого января 1908 года приступил к секретарским обязанностям. Он должен был напоминать подписчикам об оплате, встречать посетителей, не допускать их к Валетту, когда тот занят, принимать и просматривать рукописи, править гранки – словом, делать всю работу, какую потребуется. Здесь Леото проработал тридцать три года. Такая жизнь ему нравилась. Поль общался с писателями, находил время посплетничать; это занятие занимало в его жизни важное место.

Тираж «Le Petit Ami» составил несколько тысяч и лишь через двадцать лет разошелся полностью. Валетт хотел переиздать книгу, но Леото не согласился. Повесть ему не нравилась, и он задумал ее переписать. Некоторые места в ней казались ему слишком «littérature». У французского слова «littérature» два основных значения – «литература, искусство словесности» и «литературщина, пустая болтовня». Когда Леото говорил «ma littеrature», то подразумевал «моя писанина», но если, например, хотел сказать, что ради высокого искусства можно писать о матери без уважения, об отце – без любви, то восклицал: «La littérature avant tout!»[114]

Конечно же, мать не могла притязать на его уважение, а отец на любовь.

Леото относился к писательскому ремеслу очень серьезно, этой профессии посвящены многие страницы его дневника. По его мнению, лучше всего он писал, отдаваясь течению мысли – видимо, речь о том, что мы называем вдохновением. Когда он трудился, записывая уже обдуманное, выходило, по его мнению, скучно и безжизненно. А Леото в первую очередь стремился быть естественным. Найдя в «Le Petit Ami» грамматическую ошибку, он не спешил ее исправить, поскольку допускать ошибки естественно. Он считал, что лучшее слово – то, которое сразу пришло в голову, и даже не пользовался словарем. В этом, как ни странно, с ним был солидарен Чехов. Писатели, полагал Леото, используют слишком много слов, и пиши они меньше, результат был бы лучше. Ему не хватало терпения должным образом выстроить фразу. По его мнению, если человек сказал то, что хотел, значит, фраза выстроена верно. Леото не любил поэтическую прозу, не любил и прозаическую поэзию. Не любил цветистости и витиеватости. Остерегался метафор и сравнений. Он желал писать кратко, ярко, лаконично. Мысли верные, и все мы писали бы лучше, помни мы о подобных принципах.

Были у Леото и предрассудки. Он терпеть не мог Флобера, считал его стиль искусственным и нудным и даже опрометчиво заявил, что так писать может всякий, кому не лень. Согласно одному из его любимых изречений, стиль должен быть таков, чтобы писателя узнавали по одной странице. Это, конечно, неплохо, но у Леото, видимо, само собой подразумевается, что стиль в этом случае непременно хорош. К сожалению, одно из другого не вытекает. Каждому, кто читал романы Джорджа Мередита – а в конце девятнадцатого века его боготворила вся считавшая себя культурной молодежь, – достаточно страницы, чтобы определить его авторство. И теперь именно причудливый, изломанный, хаотический стиль сильно затрудняет чтение Мередита, несмотря на все его великие достоинства.

Леото никогда не уезжал из Франции и редко – из Парижа. Он любил его улицы, магазины, каждый угол на Монмартре был ему родным, как и в левобережном районе, где церковь Сен-Сюльпис и Пантеон. В 1911 году он переехал жить в пригород.

Леото, этот жесткий, эгоистичный, язвительный человек, страстно любил животных. Вид тощей клячи, запряженной в тяжелую повозку, расстраивал его до такой степени, что ни о чем другом он уже думать не мог. Когда он видел на улицах кошек и собак, чьи хозяева уехали на выходные, бросив животных на произвол судьбы, у него сжималось сердце. Встретив бродячего пса, Леото шел в лавку и брал на четыре су мяса, кормил, а потом пытался его куда-нибудь пристроить. Каждый вечер он покупал в мясной лавке фарша для бездомных кошек, бродивших в Люксембургском саду. А ведь Поль был страшно беден, ему приходилось на всем экономить, и денег все равно едва хватало на еду. Как-то раз он встретил пса, буквально подыхавшего от голода. В кармане у Поля был сэкономленный со вчерашнего дня франк – на еду… Он купил несчастной псине мяса, а сам в тот день (как и во многие другие) сидел на хлебе с сыром.