Время греха: Роман - [43]

С трудом собранный фрагмент портрета рассыпался на мельчайшие кусочки мозаики в течение одного вечера. Что на самом деле представляла из себя эта женщина?

— Сегодня ты убедился в неправильности собственного ответа на поставленный тобою же вопрос. Ты неправильно прочитал условия задачи, выбрал неправильный алгоритм решения и в результате был ошеломлен неожиданным для тебя полностью неверным ответом. Что же происходит? Где ложь, где правда? «Как хорошо, что ты есть!» — И с порога: «А ты привез деньги?» «А ты меня не бросишь?» — и ее рассказ об омерзительной сцене в туалете, где она отдается пьяному финну. «Когда же ты, наконец, приедешь? Я скучаю…» — и вдруг: «Я не смогу с тобой встретиться в выходные. Уважай мои обстоятельства… Давай встретимся, когда оба сможем». Но ведь муж-то уехал, и с чьей помощью? Да-а, баланс не утешительный. Лжет, говорит правду, снова лжет — какое-то гадание на ромашке. В этом женская непредсказуемость? Или она посчитала, что все, ты спекся и с потрохами ее?

Раз влюбился — так терпи, плати и не смей просить чего-либо, выходящего за рамки ею отпущенного?

Она вернулась вечером, как ни в чем не бывало. Они ужинали, говорили о пустяках, ни один из них не касался вчерашнего инцидента. Потом поднялись в номер и смотрели «Сибирского цирюльника», привезенного им из России.

Как сейчас ему был близок сюжет. Любовь, которая понятна только русскому, когда она на грани самоотречения, самопожертвования, когда все сосредотачивается в одном человеке, весь смысл жизни заключен в любимой, это с одной стороны. И мимолетное увлечение многоопытной женщины, для которой существует другая, лишь ей понятная цель, ради которой она пожертвует всем остальным, тем более такой мелочью, как любовь. И случается трагедия. Лишь тогда наступает прозрение, но это ж Россия! «Близок локоть, да не укусишь». Уже поздно.

Ведь русский взнос за счастье милой —

Не кошелек, а голова!

Но голова не скатилась с плеч, хотя и была близка к этому. Просто все изменилось. Как говорили древние умные греки: «Нельзя дважды войти в одну реку». Жизнь уже все расставила сама по своим местам, и изменить чего-либо уже невозможно. Да и нужно ли это?

И была еще ночь, и был день, когда они разъехались по своим делам, и опять была ночь. Он даже не помнил — занимались ли они любовью, наверно занимались, только все это было, как-то безвкусно, что, впрочем, ее вполне удовлетворяло. По крайней мере, внешне. То есть не произошло тех изменений, которые он ждал в связи с тем, что удалось ему накануне. Она не проявила никакого желания снова испытать оргазм, и не побуждала его к этому. Наоборот, выполнила все механически и также отвернулась спать. А он пытался фантазировать, что сейчас с ним, рядом, другая женщина, та самая, которую он создал, как Пигмалион свою Галатею, видя только телесную оболочку, забывая на время об истинной душе. Она была ему понятна, желанна и отзывчива. Когда она уходила, он начинал понимать, что в реальном мире она чужая, и вряд ли станет родной и близкой. И горечь осознания этого переполняла. Но что-то совершенно неподвластное собственной силе воли его удерживало.

Утром, он как обычно довез ее до дома, и они попрощались.

— Когда тебя ждать снова? — Спросила она. Вопрос показался формальным.

— Созвонимся. — Он ответил уклончиво.

— Да, — она, как бы вспомнила, — ты пиши. Мне нравятся твои письма.

— Хорошо, я постараюсь.

— Ну, тогда пока! — Дежурный воздушный поцелуй, и она выскользнула из машины.

Он опять долго глядел ей вслед, пока она окончательно не скрылась за домом, так ни разу не обернувшись. Что у него оставалось на душе? Правильно. Одна горечь.

Но при этом, не было даже мысли о том, что бросить все это, отойти в сторону, забыть и выкинуть. То, что происходило с ним, не поддавалось объяснению, хотя вся логика была в полном противоречии с действительностью. Он сознательно отказывался от всех своих умозаключений, и закрывал глаза на все, проглатывая обиду и надеясь на то, что вся эта горечь пройдет. Душа отказывалась следовать за мыслями и казалась скованной цепями, связанной веревками, разорвать которые не было никаких сил.

«Философ хотел оттолкнуть ее руками, но к удивлению, заметил, что руки его не могут приподняться, ноги не двигались; и он с ужасом увидел, что даже голос не звучал из уст его: слова без звука шевелились на губах. Он слышал только, как билось его сердце…»

Н. В. Гоголь. «ВИЙ»

Глава 10. Треугольник

Это было в самом конце апреля, когда весна уже вступила в свои законные права. Весна — все-таки самое прекрасное время года, когда в тебя вливаются совершенно новые силы, чувства, ощущения. Мир еще не отошел от зимней спячки, но он уже весь внутри клокочет и готов взорваться веселыми брызгами капели. Так и душа страждет, томится и ждет чего-то нового, неожиданно радостного и приятного, так же, как вся природа бурлит в ожиданиях. Чего? Любви, конечно! Любви, которой еще не было, но была надежда, эта весенняя погода, эти солнечные лучи, растопят лед сердца, и все повернется к лучшему.

Он готовился к очередной поездке в Финляндию, проводил какие-то последние, необходимые встречи, совещания, в предвкушении того, чтобы дела на несколько дней его могли оставить в покое и не тревожить. Какое это все-таки радостное чувство — ехать на встречу с Женщиной, которую любишь. Любишь несмотря на все подозрения, недостаток внимания к твоей собственной персоне, иногда даже, на твой взгляд, откровенный цинизм. Но что делать? Никто здесь не властен. Это болезнь, болезнь серьезная и продолжительная. Лечение платное, и расценки, ох, как высоки. Но «мужик, что бык — втемяшится в башку какая блажь…».