Время года — зима - [3]

Из школьных предметов ей нравилась только литература. Математика, за которой будущее, больше пугала, нежели располагала. Философский предмет геометрия походил на алгебру, только с линиями и фигурами. Его вела та же учительница. История и география, как ни странно, вызывали наибольшую скуку. Казалось, что эти уроки тянутся особенно долго. Войны, восстания и революции интереса не вызывали, а ландшафт, залежи полезных ископаемых и промышленность стран вместо обычаев, традиций и менталитета усыпляли. Всегда только сухая информация, которую трудно понять и сложно запомнить!

Как-то в одной из книг Тамара прочла о мальчике, который учился музыке, благоговея перед своим учителем и другом. В занятиях он усматривал особый смысл, и учеба была ему в радость. Экзамена он ждал как праздника. В занятиях он преуспел, и его взяли в элитную школу, где он продолжил свой труд. Такого предмета, как музыка, у Тамары в школе вообще не было! Учителя были людьми посредственными. А проверка знаний сводилась к ежедневному, монотонному выставлению оценок в журнал.

В младших классах девочку взяли в хор. Обладала ли она соответствующими данными, так и осталось вопросом. Да это было и неважно. Ведь брали для количества. Дирекция школы решила, что должен быть хор. Часы распределены, актовый зал простаивает. Вот и появился хор. Тамара оказалась в числе тех, кто под руку попался. Главным и единственным требованием было знать наизусть слова одной песни. Петь ее нужно было как можно громче, чтобы было слышно в коридоре. И они пели, пока не звенел звонок. Ребенок не жаловался. Даже это ее устраивало больше, чем сидеть за партой. Но удовольствие продлилось недолго. Текучка кадров. На место ушедшего руководителя хора претендентов не оказалось, и хор распустили.

В их классе была девочка, которая помимо школы посещала музыкальные классы. Правда, делала она это не по собственной воле, а по настоянию мамы. Из-за этих занятий она никогда не имела свободного времени и совершенно не бывала на свежем воздухе. Отсюда бледность лица и вечная усталость. Учиться сразу в двух школах было непросто. Когда Тамара спрашивала свою одноклассницу об этих занятиях, лицо девочки делалось кислым, а слово «сольфеджио» произносилось с такой тоской, что для непосвященного оно могло означать только одно — каторгу. Родители Тамары уважали выбор дочери и никогда не заставляли ее заниматься чем-либо насильно. И девочка была им за это благодарна.

Тома любила рисовать. Ей говорили, что у нее настоящий талант. На самом же деле она перерисовывала, но делала это настолько тщательно, что выходило один в один с оригиналом. Любимым предметом могло бы стать рисование. Но из урока в урок тучная женщина за учительским столом с кислой миной произносила одну и ту же фразу: «Свободная тема». И все было бы хорошо, если бы однажды после сорока пяти минут усердного труда над образом своего домашнего питомца ребенок не услыхал сухое и безразличное: «Четыре!». Желание рисовать с тех пор у нее пропало. Рисование со временем превратилось в черчение — удручающе скучный и непонятный предмет. Вела его все та же горе-учительница. Только теперь вместо фразы «Свободная тема» она поднимала вверх руку, в которой держала гайку, болт или шайбу. В первые пять минут занятия она лениво водила мелом по доске то вдоль огромной деревянной линейки, то используя угольник с транспортиром. Получалась проекция на плоскости с нанесенными линиями сечений, заштрихованными участками и буквенными обозначениями. Вот и все объяснения. Это называлось примером, по которому следовало выполнить чертеж заданной детали. Далее она возвращалась на свое место и сидела с отсутствующим взглядом до конца занятия.

Был еще труд. Этот предмет, как и физкультура, считался дисциплиной несерьезной. И все об этом знали. Несмотря на свою вроде бы творческую составляющую, на уроках труда выполнялись скучнейшие ремесленные задания. Мальчики отправлялись в мастерские и работали на станках, девочки сидели за швейными машинками. Только не это! Тома готова была работать на станке или играть с мальчиками в футбол, только не шить! Девчонки были увлечены. Но не Тома! И она нашла выход — на протяжении всего занятия она только делала вид, что шьет, а вечером за работу бралась бабушка. Уж что что, а шить она умела. Так появилась выкройка фартука, затем и сам фартук. Он был настолько хорош, что учительница не поверила ученице и поставила «хорошо», вместо «отлично». Такая оценка трудов ее бабушки была просто-таки оскорбительна для Томы.

На этом с шитьем было покончено. Следующим этапом труда была кулинария. Каждый должен был принести из дому продукты, которые были распределены заранее. Из них ученицы, разделившись на группы, что-нибудь готовили. Затем блюдо ими же и съедалось. Никакого искусства в приготовлении пищи не наблюдалось. Готовили самое простое — омлет, оливье и жареную картошку. И даже это оценивалось. Учитель труда была все равно, что учитель рисования-черчения в миниатюре. Та была пышных форм и высокая, эта — пышных форм низкорослая. Тарелку она наполняла с верхом, все это поедала, а уже после, на сытый желудок, выставляла в журнал оценки. Поставить пятерки всем она не могла, поэтому некоторые получали четверки по принципу успеваемости по другим предметам. Отличникам — «отлично», остальным — «хорошо». Среди этих «остальных» была и Тома.