Время героев - [75]

Новицкий подумал и рассудил, что казак, пожалуй что, прав. Да и ему самому не слишком хотелось отправляться с людьми, что предложил ему комендант.

После жёсткой прямоты Мухетдина и Бетала, после весёлого азарта Темира, готового соперничать с кем угодно, в чём и когда угодно, Сергею были неприятны частые улыбки и угодливые поклоны Юнуса с Салманом. Он отложил перо и сказал Семёну, что сходит ещё раз к Луконину.

Но майор оказался весьма неуступчив.

— Вы, господин Новицкий, что-то уж чересчур привередничаете. Если уж отважились в горы идти, не след вам тамошними жителями гнушаться. Не знаю, кто уж вам надобен, а меня вот уверили, что это эти — из лучших.

— Кто уверил, Пётр Савельевич? — спросил Новицкий, впрочем, уже предугадывая ответ.

— Граф Бранский. Их сиятельство хотя и с титулом, но с тутошним людом изрядно накоротке. Я спросил, он присоветовал. Цена сходная, да и с его ручательством. Не хотите, стало быть, не берите. Но других я вам искать не смогу и не буду. Иные у меня, знаете ли, заботы...

Когда Семён вечером принёс ужин, Новицкий передал ему разговор с комендантом.

— Нет, — сказал казак, и по его тону Сергей с упавшим сердцем понял, что для Атарщикова дело уже обдуманное и решённое. — Я, извини, Александрыч, с тобой уже не пойду. То есть не с тобой, а с теми.

— Ну, Семён, а если нам с тобой вдвоём отправиться?

Тот замолчал на короткий миг, а потом мотнул головой.

— Не возьмусь. Так далеко я раз-два забирался, да и то не один. Не найду я тропы. Так и пропадём ни за что.

— Видишь — стало быть, мне надобно с Юнусом отправляться. Раз уж вызвался, отказаться никак невозможно.

Атарщиков только крякнул, будто приняв тяжёлый удар.

— Это фанаберия в тебе, Александрии, взыграла. Гордыня, по-нашему. Нетто стыдно отступить перед силой? Ты посмотри только — какие горы стоят, какие реки там с камня на камень прыгают! Природа, брат, любого человека завсегда переборет. Откажись. Авось, да других отыщем.

Но теперь уже Новицкий качнул головой, отвечая безмолвно «нет», и расстроенный казак тоже умолк.

«Что ж, — размышлял Сергей, прохаживаясь вечером у внутренней стены крепости, — судьба посылает ему новый свой вызов». Отказаться от предложенных проводников — значит выказать недоверие к Бранскому, старшему по команде в теперешней ситуации. Оснований таких, что можно изложить на бумаге и отправить в столицу, у него нет. Да и Георгиадис дал ему понять ясно, что положение графа достаточно прочно и одними подозрениями его, увы, не расшатать. Вольно Семёну отказываться — он человек свободный. Он же, Новицкий, состоит на службе уже два десятка без малого лет и привык выполнять приказания. Служить — так не картавить, а картавить — так не служить, вспомнилась ему старая присказка, которую услышал ещё в Преображенском полку. Либо подчиниться, либо — немедленно выйти в отставку, да притом ещё чувствовать за спиной насмешливый шепоток: мол, не хватило господинчику пороху! Он пнул с досадой попавший под ноги камешек и вдруг остановился, поражённый незнакомым до сих пор ощущением. Ему вдруг сделалось интересным сыграть с жизнью ва-банк. Ему, который до сих пор сторонился карточного стола, что в гвардейских казармах, что в тифлисских гостиных. Поставить, не выбирая, на первую карту, что выскользнула перед ним из колоды. Горы пропускают хороших людей, вспомнились ему слова Атарщикова. А вот и проверим, Сергей Александрович, указал он себе, насколько вы хороши и проворны...

Через две ночи, ранним холодным утром Новицкий пошёл к воротам, ведя в поводу рыжего мерина. К задней луке седла были приторочены два туго набитых мешка с зерном, сухарями, сушёным мясом. Проходя мимо строения с канцелярией, Сергей невольно отыскал глазами окно Бранского. Несмотря на ранний час, граф сидел у распахнутого настежь окна, выставив наружу длинную трость трубки. Увидел Новицкого, он вынул мундштук изо рта, привстал и с приятной улыбкой отвесил поклон. Сергей мрачно кивнул и отвернулся...

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

I

Княгиня Софья Александровна за последний год сменила три дома и никак не могла привыкнуть к огромному особняку, стоявшему в центре Тифлиса. Двухэтажное здание, возведённое из камня только лишь к прошлой осени, ещё не успело просохнуть окончательно, и постельное бельё до сих пор пугало хозяйку своей непривычной липкостью. Десятка два комнат, выстроенных анфиладами, две большие залы с паркетными полами, хозяйственный флигель, резавший на две части просторный двор, всё требовало внимательного, опытного глаза, а между тем Петрос остался в Чинахчи, и распоряжаться действиями горничных, лакеев, кухарок, конюхов следовало самой княгине. За все свои почти четыре десятка прожитых лет Софье Александровне ни разу не приходилось отправлять обязанности столь сложные, и к концу каждого дня она только с ужасом думала, что завтра в девять утра надобно начинать уже следующий. Она не любила этот дом — ни длинную столовую, где во многих настенных зеркалах отражалась коричневая полированная поверхность обеденного стола; ни квадратную высокую спальню, где балдахин супружеской постели вздымался на витых столбах едва ли не под потолок; ей не доставляли удовольствия ни гостиная с мягкими креслами, аккуратно сложенными ломберными столиками, скромно ждущими своего часа. И уж конечно, её совершенно не радовал вид кухни, лакейской, швейцарской, куда она заглядывала по крайней необходимости. Она с удовольствием отдала бы все домашние работы и хлопоты в надёжные и крепкие руки Патимат, но та лучше обращалась с оружием, чем с людьми. Единственное помещение в доме, где княгиня чувствовала себя спокойно и вольно, была даже не её комната, а — кабинет мужа. И сегодня она по обыкновению проводила вечер в ожидании князя, присев в уголке дивана с новым английским романом Jane Osten