Время героев - [3]

— Bonjour, don Juan[6], — приветствовал Ермолов вошедшего, перейдя на французский язык.

Офицер вытянулся и отсалютовал на европейский манер, выворачивая ладонь вперёд, но тут же поправился.

— Вот, Новицкий, знакомьтесь, — на чужом языке Ермолов перешёл на «вы» и со своими. — Дон Хуан Ван-Гален. Подполковник испанской армии. Теперь вступил в русскую службу, в Нижегородский полк. Но взяли с понижением на один чин. Хочет быстрее участвовать в деле. Я решил отправить его в казикумухскую экспедицию. Уж с Мадатовым он и увидит, и разберёт и людей, и горы, и наше здешнее дело. Ваш попутчик, майор.

Ермолов показал Ван-Галену на Новицкого. Оба сдвинули каблуки и кивнули коротко.

Алексей Петрович тут же вернулся к русскому языку, меняя немедленно и стиль разговора:

— По-русски испанец знает слов десять, не больше. Твоя задача проводить его до Шуши и сдать с рук на руки однополчанину. Заодно повидаетесь, побеседуете. Но Измаил-ханом Мадатова не тревожь. Теперь это твоя забота. Всё, можешь идти. Bon voyage, don Huan...[7]

III

От аула Хозрек до аула Чираг семь часов пути по узкому, сухому ущелью. Шесть тысяч воинов Сурхай-хана вышли, как только стемнело, и прибыли на место ещё до рассвета. Пешие поднялись по склону, конные остались внизу, расседлали лошадей, носили им воду от ручья, падавшего с пятиметровой высоты по отвесной голой скале.

Вёл отряд казикумухцев племянник хана, сухощавый и высокий Рашид-бек. Нукеры взяли его коня и постелили ковёр рядом с огромной чинарой, раскрывшей мощные ветви навстречу чёрному небу. Бек снял ружьё, отстегнул от пояса шашку, оставил при себе лишь кинжал и два пистолета.

— Позовите ко мне Абдул-бека, — бросил он в темноту.

Но раньше, чем кто-либо из воинов бросился выполнять приказание, из плотного ночного воздуха выскользнул сам знаменитый белад, вожак разбойничьих партий, десятки раз водивший дагестанских воинов в набеги и на Алазань, и за Терек. Абдул-бек покачивался при ходьбе, припадал на правую ногу, задетую русской пулей при штурме Лавашей. Но, несмотря на хромоту, шаг его был по-прежнему энергичен и быстр. Казалось, что он не шёл, а плыл по земле. За спиной его шёл джигит, выше предводителя на целую голову; лопасти башлыка, прикрывавшего лицо, переброшены были за спину.

Гарун-бек показал на место рядом с собой. Белад опустился на ковёр, пристроив поудобней больную ногу, нукер присел рядом на корточки.

— Я посылал людей к аулу, — начал Абдул-бек, не дожидаясь вопросов. — Они вернулись. Говори, Дауд.

Тот распустил башлык и скинул с головы капюшон. Он был рад, что темнота скрывает уродство. Щека, разорванная пулей там же, где ранен был и Абдул-бек, зажила плохо, и страшный шрам поднимался от подбородка к виску, отметина, которую не могла ещё закрыть борода, плохо отраставшая на юношеском лице.

— Мы подошли близко, но против ветра. С собой была волчья шкура, так собаки только лаяли, но не бросались. Лежали день и смотрели. Сегодня ночью ушли. Крепость стоит за аулом, чуть выше его по холму. Земляной вал, сверху вкопаны заострённые брёвна. Перед валом ров, между валом и рвом колючий кустарник. Со стороны аула ворота. Четыре пушки глядят по ущелью. Солдат сотни три, вряд ли больше. Всем в крепости не разместиться, так что многие ночуют в ауле, по двое, по трое в сакле.

Дауд замолчал, и тогда Абдул-бек показал ему знаком, что он может идти. Юноша живо поднялся и ушёл, закрываясь на ходу башлыком.

— Надёжный человек? — спросил Гарун-бек.

— Легко ходит, далеко видит.

— Хорошо. Тогда мы начнём с аула. Поведёшь своих людей впереди, Абдул-бек. Надо делать всё быстро и тихо. Чтобы никто из русских не убежал в крепость. А я поскачу сразу к воротам. Может быть, они и не успеют закрыться. Может быть, будут ждать своих, тех, кто ещё не дорезан...

Русские, ставшие постоем в ауле, и не подозревали об уготованной им судьбе. Прапорщик Николай Щербина в ту ночь не успел лечь вовсе. Днём он работал в крепости, распоряжался солдатами, рывшими землянку для новой казармы. Вечером его с другими офицерами вызвал к себе комендант штабс-капитан Овечкин и обстоятельно рассказывал, как и где шевелятся горские жители в ближайших ханствах, откуда и когда возможно ждать нападения. Поручик Осипов, плотный щекастый самарец, усомнился, что горцы способны нынешний год на диверсию сколько-нибудь серьёзную после той острастки, что задал им «дедушка» прошлой осенью. Комендант Овечкин ответил, что именно таков приказ главнокомандующего: указано сторожиться, ждать и, в случае нападения, держаться до последнего человека. Предложили, Николай не увидел кто, перевести всех солдат за вал. Но оказалось, что сей момент сделать это никак невозможно, за нехваткой мест в старых землянках. Когда же будет готова новая — он со значением посмотрел на Щербину, — тогда обе роты Троицкого пехотного затворятся за палисадом и надёжно перекроют ущелье. Николай собрался было подняться и доложить, что яма готова и укреплена досками по периметру, а перекрытие уложат в один завтрашний день. Но Овечкин показал ему жестом, что объяснений не требует, мол, и так знает всё сам, и прапорщик остался на месте, только залился краской от впалых скул до шапки кудрявых рыжих волос.