Время драконов (Триптих 1) - [32]
Соломин что-то сказал; Пищер ответил ему — как на другом языке,— резануло слово-сокращение: НБС,— чтоб не утонуть, не захлебнуться в невыносимой тоске и боли своей —— здесь, при всех — нужно было хоть что-то сказать, спросить,—
— Сашка спросил, что это — и Пищер начал ему рассказывать о Новом, или Настоящем Братстве Спелеологов, в которое входила их группа. Пищер был одним из магистров этого нового братства —— то есть тем, кто был признан, как Личность в мире ‘уходящих под’,— Сашке всё, что рассказывал Пищер, было в диковинку — под землёй он прежде ни разу не был, ведь коллектора и подвалы не в счёт — как не в счёт метро и замаскированная под него Новоафонская “пещера”,— и что это за слова такие: транс, налобник, система, плекс, шкуродёр...
— А что, официальный клуб спелеологов какой-нибудь есть — как КСП? — наивно спросил он.
— О Ф И Ц И А Л Ь Н Ы Й ? ? ? — все в тамбуре покатились со смеху.
— Ольга повела носом: из-под дизелевского рюкзака вытекала характерная лужа.
— Правильно сделали, что выгнали этих друзей с сигаретами,— заметил Сашка.
— Фигня,— усмехнулся Вет,— кому суждено быть повешенным... Да на таком холоде даже пары бензина не взрываются.
— Не образуются,— уточнил педантичный Пищер,— однако, сейчас я одного из этих “друзей” привнесу сюда — и...
— Будешь использовать, как тару для бензина? — хмыкнула Ольга.
: Пищер, не отвечая, скрылся в соседнем тамбуре.
— Представляете,— обратился к оставшимся Вет,— и в этот момент появляются контролёры...
— Смертельно жалко будет, что билеты, как дураки, взяли... С другой стороны, где ты видел, чтоб контра являлась, когда мы с билетами едем?
— Ну может, хоть на бензин...
— Распахнулась дверь межвагонного перехода, и в тамбур ввалился Пищер, волоча за собой Дизеля. Сзади добровольно шествовал заинтересованный Мамонт.
— Что, уже выходим? — не глянув в сторону лужи, беспечно спросил Дизель.
— Нет,— отрезал Андрей,— выйдет только Оля. А тебе я сейчас кое-что объясню и кое-что напомню...
— Ольга фыркнула и перебралась со своим рюком в вагон.
— Вот,— сказал Мамонт, протягивая пустую бутылку из-под “кубанской”,— можно собрать тряпочкой или носочком, и выжать сюда. Ещё не всё потеряно.
— Ну зачем же — в бутылку... Её же потом не примут — я лучше что-нибудь придумаю...
— Всё, что мог! В этой жизни!! Ты уже придумал!!!
... а дальше был местный автобус, на который они всё-таки успели и двадцать минут езды по тряской обледенелой дороге; белые поля и чёрная полоса леса у горизонта с катящимся по-над ней мандариновым солнцем, всех швыряло из стороны в сторону и друг на друга в минутном автобусном тепле — кратком дарованном кайфе, а потом Ильинское, конечная остановка: автобус, проскальзывая по глянцу укатанного снега, сделал круг — будто демонстрируя им круговой пейзаж/панораму высоких холмов, заросших лесом, и деревню, укутанную снегом, что закрывала речную долину, лежащую пред холмами,—
— и снова холод и ветер; Мамонт с Дизелем побежали в магазин — «соль-то хоть не забудьте», крикнула им в спины Ольга — а они пошли вперёд по белому разбитому зеркалу, из которого — из каждого сверкающего осколочка — било солнце, и осколочки эти хрустели под ногами леденцами, а сугробы казались мороженым —
: деревенская улочка, заваленная по заборы белым, белые толстые крыши домов и белый морозный трубный дым,— запахи жареной картошки, пирогов, дрожжей и борща, и чуть заметная в снегу — белая на белом — тропинка в конце улочки, спуск к реке;
— тропинка, перечеркнув лёд реки, упёрлась в откос другого берега; они пошли вдоль него по льду и вскоре берег расступился,— Сашка увидел узкую полынью, «Родник», сказал Пищер,— «сейчас хорошо, добавил Вет, а летом бы километр до моста пришлось обходить»,— «летом можно и вброд», сказала Ольга; здесь набрали большую двадцатилитровую канистру воды — она и занимала полрюкзака Пищера,— «потому что источников под землёй нет», сказал Пищер,— «можно полиэтилен под свод подвесить,– сказал Вет,– чтоб с канистрой каждый раз не мучиться — я уж грот присмотрел, где каплет прилично, только дырку в центре полиэтилена сделать и какую-нибудь ёмкость для сбора воды подставить»,— но пока приходилось затаскивать воду с поверхности, и они наполнили канистру плюс все фляжки, которые были — Сашка с презрением вылил из своей московскую хлорку, и прополоскал её, прежде чем набирать родниковую, чтоб не осквернить Вкуса,— мороз жёг щёки и руки, но вода казалась тёплой и сладковатой на вкус, и падал снег, и таял, попадая в тёмную воду, а от воды поднимался пар — и оседал на ветвях ив, склонившихся над водой, кристалликами инея; это было так необычно красиво и здорово — бело-пушистые ветви, склонившиеся к самой воде, фантастические наросты снежных цветов и сосулек,— «как под землёй», сказал Вет,— и все пили из Родника, ложась перед ним прямо на снег — «традиция», сказал Пищер,— и пил эту воду вместе со всеми Сашка, чувствуя, как с каждым глотком её из него уходит то, земное — а приходит и входит то, чему он не знает ни слов, ни эмоций,— “пока не знает”, догадывался он,—
