Время дождей - [53]

Ненюков оставил наблюдательный пост — больше здесь нечего было делать — и быстро пошел к выходу. Чтобы осложнить операцию «Невод для Спрута», экскурсоводу требовалось не более минуты.

«Спросите у товарища Мацуры, — Ненюков представил реплику Пашкова так ясно, будто находился рядом. — Что значит телеграмма «Ребенок здоров», если детей у него нет?»

Все наверняка замолчали после этого бестактного выпада. И похожая на черницу в туго затянутом вокруг шеи платке Ассоль Позднова, и Терновский, и Буторин. Даже Роман.

Мацуре было трудно уклониться от ответа. Закованный после болезни, как в латы, в тяжелый гипсовый корсаж, он, должно быть, обратился к Терновскому или Поздновой:

«Вы настаиваете? Что ж! Мы уезжаем, и я не вижу причины скрывать… Вас это обрадует! «Апостол Петр» не был похищен в Залесске. Милиция подменила его. Впопыхах преступники не заметили. Мой товарищ, работник выставки, сообщил, что икона цела, этой шифровкой…»

«Правда? Это правда, Ассоль?» — сообщение должно было вызвать сенсацию.

Когда Ненюков выбрался из толпы и увидел, что в группке работников выставки и их провожатых не хватало одного человека, он понял: разговор, который он представил себе, имел место в действительности. Среди лиц, к каким Ненюков успел привыкнуть за эти дни, он не увидел круглого, довольно приятного, может быть, самую малость отягченного низким лбом и густыми нависшими бровями лица, принадлежащего электрику Роману, того самого, что словно сошло с экрана видеомагнитофона в кабинете генерала Холодилина.

Электрик, он же сантехник гостиницы Роман, сорвавший операцию на Ярославском вокзале, в прошлом трижды судимый за кражи, подручный Спрута, незаметно отдалился от отъезжавших работников выставки и исчез в толпе. Следовало тотчас сообщить Спруту услышанное: «Апостол Петр» цел и находится в Москве!»

Вместо Романа под свисавшим над тротуаром красноватым металлическим петухом Ненюков увидел Кремера. Кремер держал в руках портфель и пишущую машинку, как в тот вечер, когда он впервые оказался на Холме и Ненюков с Гонтой наблюдали за ним из окна гостиницы.

Шофер «Икаруса» с путевкой и правами снова побежал в райотдел. Ненюков чуть-чуть успокоился. Наверху, в окне кабинета, рядом с радисткой, он угадал фигуру Молнара, заменившего его на КП.

Спрут был где-то рядом, на площади, стиснутой, как крепостной стеной, пузатенькими трехэтажными домами.

Ненюков внимательно смотрел по сторонам.

…Маленький старичок администратор с небольшим портфельчиком в руках показался из толпы, огляделся по сторонам и снова спрятался. На мгновение, показавшееся бесконечно долгим, Ненюков потерял его из виду.

По другую сторону возов рыскал Роман. Старичок администратор и электрик искали друг друга. Роман нервничал, воротник его притянутого к самым ушам свитера приспустился, обнажив полоску пластыря, закрывавшего след ночного разговора с Кремером.

Подручный Спрута не мог понять:

«Все совпало в деталях… Какую же икону показал Кремер?»

— Восемь, семь… — автоматически считал Ненюков.

Спрут показался снова. Сбоку Ненюков увидел сотрудника уголовного розыска, обходившего объект по кривой. Все действующие лица были на месте. Свет «юпитеров» погас — в съемках был объявлен перерыв. Громче зазвучали голоса на тротуарах.

Наконец, словно решившись, Спрут отделился от толпы. Размахивая стареньким портфельчиком, он быстро пошел навстречу Кремеру. Их отделял длинный ряд остановившихся фурманок.

— Гов ныкай! — Роман различил старичка за повозками. — Адэ[4].

Администратор обернулся. Он не сразу заметил Романа, его внимание привлек Гонта, тоже спешивший к автобусу. Пожилая женщина в кургузом пальто едва поспевала за ним.

— Адэ! — громче крикнул Роман.

Спрут почувствовал опасность, но не знал, откуда она надвигается. Пожилая женщина рядом с Гонтой растерянно оглядывалась на ходу. Один раз она едва не встретилась глазами с администратором, однако ее взгляд прошел над его головой.

Низкий рост делал Федора — Теодора Джугу из Текехазы невидимым.

Бывший борбыль наконец обратил внимание на Романа, но не отозвался, пока Гонта и женщина не отдалились.

— Что кричите? Пречиста дева! — окликнул он.

Роман еще издали, по ту сторону возов, стал объяснять, показывая на Мацуру, на Кремера, приближавшегося с пишущей машинкой.

— Как? Повтори! — Джуга подскочил к соседней повозке, где было меньше людей.

Рядом с солдатом на козлах громко заворчала собака.

— Место! — крикнул солдат.

Бржзовска обернулась, кровь отхлынула у нее от лица.

— Теодор!

Гудела площадь, но шум не доходил до Джуги: на смену явилась тишина — так, закипая, проступала когда-то смола на дровах в печи в Текехазе. Он хорошо помнил ее превращение. Внезапно ему показалось, что он видит, как, затягиваясь вонючим дымом, плавятся в сорок четвертом ручки зонтов на костре, близ теплушки под брандмауэром.

Много раз представлялась Джуге эта минута и эта тишина, когда вдруг вспомнят его забытое с далеких военных лет имя.

«Теодором» называли его люди Шенборнов, жандармы, узники. Лихое время! Но коварны люди. Пречиста дева! Хотя бы Шенбор-ны: он взорвал фугас в замке, как они этого хотели, а вместо благодарности его самого решили стереть с лица земли, отправить в Освенцим! Будто из каждой тысячи пенге не платил он кому следует!»